Бок о бок они двинулись ко входу в дом.
— Письмо от… Письмо, — отозвался его новый хозяин. — Я обо всем расскажу демуазель чуть позже. Мне придется спешно отправляться в Италию, на следующий же день после турнира.
— Неприятности? — осведомился мейстер Грегорио.
— Ну, неприятности лишь в том смысле, что у меня будет не так много времени на то, чтобы уладить все здесь. Это несправедливо по отношению к тебе или к демуазель. Я постараюсь сделать как можно больше до отъезда. Но в каком-то смысле это не так уж плохо. Дадим время улечься слухам. Если кто и желает ссоры на людях, то только со мной, а не с демуазель.
— Но кто же может желать поссориться с тобой? — удивился Грегорио.
— Тот, о ком ты сейчас думаешь, — без особой враждебности отозвался Николас. — Ладно, пройдем в гостиную. Там нас ждет особое вино.
— А Италия? — торопясь за ним вслед, полюбопытствовал Грегорио. — Что за неприятности в Италии?
— Неприятности в Италии, — отозвался его новый хозяин, — состоят в том, что Якопо Пиччинино перешел на другую сторону.
Это казалось столь далеким от красильных чанов, свадеб и вина в гостиной, что Грегорио невольно нахмурился.
— Кондотьер? — переспросил он. — Тот самый, что был на жалованье у неапольского короля Ферранте? А, понимаю. Теперь капитан Асторре со своим отрядом поддерживают ослабевшую армию. Пиччинино перешел на сторону анжуйцев?
— Пиччинино теперь поддерживает герцога Калабрии. Да. Они задержались в дверях.
— И что же ты будешь делать? — мессер Грегорио недоуменно воззрился на Николаса.
— Одной левой разгоню целую армию, — отозвался Николас. — Но дело не в этом. На стороне Пиччинино сражается некто Лионетто. И мне очень не по душе та мысль, что теперь он против нас.
— Не понимаю.
— Вот и славно, — отозвался этот поразительный молодой человек с широкой улыбкой. — Иначе ты бы сразу развернулся и поспешил унести ноги подальше. Предупреждаю сразу — тебе лучше здесь не задерживаться, если предпочитаешь спокойную жизнь.
* * *
С наступлением темноты Марианна де Шаретти ощутила себя усталой до крайности. Разговоры и обсуждения дальнейших планов продолжались весь вечер. Тильда, которая не пожелала выпить с ними вина, все же вышла к ужину, присоединившись за столом к Феликсу, Катерине, Николасу и матери. С напряженным, опухшим от слез личиком Тильда едва отвечала, когда кто-то обращался к ней, и весь вечер просидела рядом с матерью, крепко держа ее за руку. Николас не обращал на нее внимания и завел разговор о турнирных боях.
Прямо на глазах Феликс начал оттаивать. Изъяснявшийся сперва лишь междометиями, он вскоре заиграл ведущую скрипку в разговоре, и никого не удивило, когда он внезапно во всеуслышанье провозгласил:
— Ты, кажется, сказал, если я правильно понял, что сейчас компания процветает? В таком случае, полагаю, она выдержит приобретение еще одной пары лошадей и, скажем, нового щита?
Ответ Николаса, который невозмутимо выразил свое согласие, прозвучал в тот же миг, что и резкий отказ самой Марианны. Она удивленно покосилась на Николаса.
— А почему бы и нет? — удивился тот. — Феликс все же станет главой компании. Он должен достойно выглядеть перед всем Братством Белого Медведя.
Она изумленно уставилась на него.
— Мне казалось… — но тут же осеклась.
— Вам казалось, что мы не сможем себе этого позволить. И мне тоже. Но во дворе выпили вдвое меньше вина, чем я предполагал. И свадьба обошлась нам дешево. — Он лукаво улыбнулся.
Тильда, озадаченная, переводила взгляд с одного на другого. Лишь теперь Марианна поняла: все, вероятно, ожидали, что отныне их заставят подтянуть пояса. Николас же хитростью заставил их дать ему возможность проявить щедрость.
Позже, когда после ужина Тильда с Феликсом ушли к себе, а Катерина заснула в ее большой постели, Марианна впервые за весь день осталась в гостиной наедине со своим супругом. Конечно, сегодня они не расставались ни на миг, но в каком-то смысле на его месте мог быть, к примеру, и Хеннинк. Вот только и за тысячу лет Хеннинку не удалось бы добиться того, что смог сделать сам Николас со вчерашнего дня. Равно как и Корнелису.
Хотя, конечно же, Корнелис подарил ей брачную ночь. А она ясно дала Николасу понять, что у них не будет ничего подобного. Он согласился: даже устроил так, чтобы Катерина осталась с матерью. Таким образом, ни у кого из окружающих не осталось ни малейших сомнений, на чем основан их брак. Только ради нее, Марианны.
По той же причине ему нужно будет поскорее уйти из гостиной и вернуться в ту комнату, в другом крыле здания, которую он будет отныне занимать. Проверив, как там Катерина, демуазель вернулась в гостиную и налила ему последний бокал вина, заметив при этом, что у Николаса слипаются глаза Возможно, и он тоже прошлую ночь провел без сна, — либо, напротив, спал мирно и без сновидений.
— Прошу меня простить, — произнес он внезапно. — Вы, должно быть, устали.
Он говорил так, словно они были совсем чужими друг другу, и их отношения всегда были столь церемонными, словно она никогда не ухаживала за ним во время ранения, пока он метался в бреду.
— Боюсь, мне вообще ни о чем не хочется сейчас говорить, — промолвила Марианна де Шаретти. — Хотя, впрочем, нет. Турнир.
— Он не будет в нем участвовать, — ответил Николас. — Поверьте мне на слово.
— После таких затрат? — она улыбнулась еще шире. — Две лошади? И щит?
— Вот как щедро я распоряжаюсь вашими деньгами. Но, впрочем, это поможет ему… поможет ему в общении с друзьями.
— Ты хочешь сказать, что он сможет хвастать перед ними тем, как обвел тебя вокруг пальца?
— Что-то вроде того. И, впрочем, он это заслужил. — Веки Николаса опустились. — Господи Иисусе, мне пора.
Он открыл глаза и поднялся с места. Но задержался на пороге.
У Марианны де Шаретти все тело ныло от усталости, и больше всего ей сейчас хотелось, чтобы он ушел без единого слова. Не произносил бы никаких ловких, заранее подготовленных фраз, дабы послужить завершением всей этой истории, и на которые ей пришлось бы подыскивать столь же искусный ответ.
— Думаю, сегодня вы будете крепко спать, — промолвил он вместо этого. — Завтра все утро я буду во дворе либо в кабинете. Пошлите за мной, если понадоблюсь.
Он наградил ее одной из своих щедрых внезапных улыбок, но глаза оставались по-прежнему сонными. Она также улыбнулась в ответ.
— Доброй ночи, Николас. — И проводила его взглядом до дверей. Он обернулся, касаясь засова, и словно бы приготовился что-то сказать, но вместо того опять улыбнулся.
Ей не следовало бы обращать на это внимание. И все же она спросила:
— Что ты хотел?
Он по-прежнему улыбался, не трогаясь с места.
