Сперва он оставил Мюриэллу и ее горничных в том доме, где она остановилась. Он остался весьма доволен ею. Она была богата; ее брат был шотландцем, переметнувшимся к англичанам и торговавшим в Кале. По контрасту с его светлыми волосами, у нее были темные локоны, и она выглядела совершенно поразительно в своем алом платье и этой шляпе, напоминавшей огромную бабочку, хотя, разумеется, ничто не могло сравниться с его собственными золотистыми кудрями, и зелеными перьями, и серебряными доспехами.
Ее брат, Джон Рид, не возражал против брачного соглашения, хотя явно предпочел бы выдать сестру за человека с титулом. Но, как случайно упомянул Саймон, его титулованный дядюшка в Шотландии был уже стар, а также имелся и титулованный отец во Франции, который обладал к тому же неплохими поместьями, но, к несчастью, из-за важных дел не смог приехать повидаться с сыном. Разумеется, подобная ложь была обоюдоострым оружием. Скорее всего, его отец давно завещал все свое состояние каким-нибудь монахам или любовнице, лишь бы ничего не досталось нелюбимому отпрыску. И хотя земля, по закону, все равно должна была отойти ему, но этому, несомненно, постарался бы помешать французский король, узнай он, чем занимался Саймон в Кале. Тем не менее, Джон Рид заинтересовался. Саймону позволили провозгласить Мюриэллу своей дамой сердца на этом празднестве.
Его не смущало даже присутствие неизбежных дуэний. Сегодня был день большого парадного торжества на рыночной площади. Уже сейчас Лесничий, прошлогодний победитель, обходил город со своими герольдами, с трубачами и барабанщиками, созывая на пиршество всех вельможных дам и девиц, которых хотели видеть у себя члены Братства.
Мюриэлла станет его спутницей на этом празднестве, которое закончится довольно рано, так что затем он сможет, как и положено, сопроводить ее домой. После чего, как всегда в ночь перед турниром, его ждет теплый прием в другом месте. Легко, привычно и по-быстрому, чтобы не тратить времени перед началом или на долгие прощания. Он ведь хотел выступить завтра как можно лучше, ради своей дамы сердца.
Затем, когда дама станет свидетельницей его победы, и потанцует с ним, и разделит с ним чашу на пирах, возвращаясь затем в свою холодную одинокую постель, возможно, она начнет мечтать о том, как они вместе отправятся обратно в Шотландию. Она станет восхищаться им. Мечтать, как свойственно дамам, или, возможно, испытывать его рыцарственность. А на каком-нибудь постоялом дворе, разумеется, найдет способ мягко и ненавязчиво избавиться от своих дуэний.
И тогда, если он не утратит к ней вкуса, то сможет просить у брата ее руки и получить приданое уже на три четверти ему обещанное.
Тем временем, в доме Меттенеев, где устраивались на ночлег его слуги и лошади, Саймон вел безупречно любезную беседу с супругой хозяина дома. Разумеется, Мабели здесь больше не было. Женщина ни словом не обмолвилась об этом, равно как и о давней истории, с этим нищебродом Клаасом. После того, как Саймон в прошлый раз уехал из Брюгге, еще долго путешественники, прибывающие в Шотландию, считали своим долгом попотчевать его рассказами о скором выздоровлении его юного друга. Позднее Саймон узнал и о том, как того вынудили покинуть Брюгге и отправиться куда-то в Италию, где он попал в отряд наемников. Так что он искренне надеялся, что никогда больше не услышит об этом возмутителе спокойствия.
Джон Кинлох, капеллан шотландцев, разочаровал его в этом. Мастер Джон, в своей заляпанной черной сутане, встретил его на лестнице и, вместо того, чтобы посторониться, счел своим долгом сказать пару слов о великолепных доспехах, о которых все вокруг сейчас только и говорят. А также о превосходном дублете, который, судя по рукавам, сделал бы честь и самому королю. И тут же, без всякого перехода, полюбопытствовал, не заинтересуют ли Саймона последние новости о юном Николасе. Если священник пытался отыскать у них каких-то общих знакомцев, то явно потерпел неудачу.
— Прошу меня простить, не могу представить, о ком вы говорите. — И Саймон нетерпеливо взглянул вниз на лестницу. Как раз приближался Меттеней. Спасение.
— О, — поправился Джон Кинлох. — Вы его помните как юного Клааса. Кто бы мог подумать, когда жизнь его висела на волоске, что все обернется таким образом?
Теперь стало ясно, почему Кинлох так ухмылялся. Саймон улыбнулся в ответ, разом капеллану и Жеану Меттенею, который уже поднимался к ним по ступеням, и поинтересовался любезно-пренебрежительным тоном:
— Я слышал, он в Италии. Так он что там, разбогател? Возглавил отряд наемников?
Но эти двое лишь засмеялись в ответ. Кинлох отошел в сторону, и Меттеней занял его место на той же ступеньке. Он дружески ткнул Саймона пальцем в грудь.
— А вот и нет. Никогда не догадаетесь. Он здесь, в Брюгге, этот юный паршивец. Женился на вдове Шаретти и управляет всей ее кампанией.
— Женился? Быть не может.
— О, все вполне законно, — капеллан улыбался во весь рот, будь он неладен. Он добился, чего хотел. Саймон больше и не пытался скрывать свои чувства. — Разумеется, они в дальнем родстве, но от церкви получено разрешение. Странно, что епископ Коппини ничего не рассказал вам, если вы встречались в Кале. Он лично отслужил свадебную мессу. А помогал ему капеллан Ансельма Адорне.
Ублюдок Коппини! Нет, конечно, он ведь ничего не знал о Мабели, о пушке или о собаке. Или о ножницах. Но Ансельм Адорне знал, и все равно поддержал этот брак. Брак! И кто же еще теперь находит Клааса приятным собеседником из тех, с кем он встретится на турнире? Меттеней говорил о нем со снисходительной усмешкой. Тот самый Меттеней, который грозился содрать с Клааса шкуру заживо. Они оба по-прежнему пялились на него. — Учитывая все неприятности, которые он доставлял, вы меня удивляете, — заметил Саймон. — Эта бедная женщина, по меньшей мере, лет на двадцать старше Клааса, и вы утверждаете, будто он управляет ее компанией?
— Да, — подтвердил Меттеней. — И просто невозможно поверить, сколько он успел сделать. Закупил оружие и пушки, набрал большой отряд наемников и послал его на войну в Неаполь. Организовал приватную курьерскую службу между Фландрией и Итальянскими княжествами. Расширил красильню и ссудное дело. Купил недвижимость и нанял новых работников.
— И все это на деньги вдовы? Я и не знал, что она так зажиточна.
— Да, кое-что у нее имеется, — отозвался Меттеней. — Но по большей части, он опирался на кредиты и обещания. В этом вся прелесть того, что они заранее отправили на войну старика Асторре и затеяли эту посыльную службу. Медичи теперь стоят за него горой, и все прочие, кому он оказывает услуги. В их интересах одалживать ему деньги. Понимаете?
Капеллан по-прежнему ухмылялся. Внизу лестницы приближались какие-то люди.
— Должно быть, он совершенно зачаровал бедную женщину, — заметил Саймон. — Надеюсь, что ей не придется проснуться как-то поутру и обнаружить, что ее муж исчез вместе с деньгами.
Жеан Меттеней кивнул.
— То же самое утверждает и моя Грита. И, возможно, здесь есть своя правда. Но они просто чудеса творят, там, у себя. Вам стоит на это взглянуть, прежде чем завтра они уедут.
