— Возможно, ты прав, — Николас обернулся к демуазель, словно читая в ее лице нечто, ускользнувшее от внимания Грегорио. — Вы забыли о Феликсе? Нам повезло, что его не оказалось здесь, иначе от непомерной отваги он мог бы наделать глупостей. Вот увидите, первое, что он скажет, когда вернется, это как скверно мы справились со всем без его помощи.
На это демуазель улыбнулась и вскоре, поднявшись с места, медленно направилась в маленькую гостиную, где для нее была устроена постель.
Когда дверь закрылась, Грегорио повернулся к своему собеседнику.
— Она многим тебе обязана, как и все мы. Но послушай доброго совета: одной лишь силы ума недостаточно, чтобы выправить положение. Здесь нужен опыт и нужна осторожность. Хитроумные интриги всегда рискованны, но самой природе.
— Ты по-прежнему жаждешь этим заниматься, ты быстро учишься. Еще быстрее ты набираешься уверенности в себе. Но опыта тебе по-прежнему недостает.
Николас взглянул на него. К удивлению Грегорио, губы его растянулись в широчайшей улыбке, которая затем переела в огромный зевок.
— Друг мой Горо, неужели ты полагаешь, я этого не знаю? Но если все, что ты говоришь, правда, а так оно и есть, то нам необходимо как можно скорее раздобыть побольше денег. И независимо от того, хватает мне опыта или нет, но я их получу.
Глава 31
Нимало не подозревая о том, что за спиной у него в дымящихся развалинах осталось лежать все имущество Шаретти, и хуже того, также о том, что вдова Шаретти больше не является вдовой, Томас, помощник капитана Асторре, двигался на юг, чтобы принять участие в войне, в сопровождении четырех копейных эскадронов и полусотни наемников, готовых взять в руки ружья, навязанные ему этим юным безумцем Клаасом.
Его сопровождали также двое избранников Клааса: Годскалк и Абрами. Неожиданно для самого себя Томас обнаружил, что рад их присутствию. Абрами, венгр-арбалетчик, обучавшийся в Германии, знал о ружьях куда больше его самого, а Годскалк не только смыслил грамоте, но разбирался также в травах и просто творил чудеса своими порошками и мазями всякий раз, когда в этом возникала необходимость. Так что их путешествие на юг доставляло Томасу удовольствие, несмотря даже на то, что приходилось вести с собой целую толпу всевозможного отребья, — конюхов и прислуги, и всех прочих, — без кого не обойтись в крупной военной кампании.
Это самая скверная часть. Зато было и нечто хорошее: женщины. Вдова всегда оставляла этот вопрос на их с Асторре усмотрение и не слишком придирчиво рассматривала счета. В конце концов, нельзя же ожидать от солдат, чтобы они сами искали себе пропитание, мололи зерно или стирали белье. Это женская работа. А когда наступает перерыв в сражениях, мужчинам требуются и иные удовольствия, кроме игры в кости и выпивки.
Разумеется, в Неаполе недостатка в женщинах не будет. Армия, стоящая в ожидании битвы, притягивает их как слепней, и кусаются они ничуть не хуже, — а если и не они сами, так драки, вспыхивающие из-за них. Так что имеет смысл привезти пару славных девчонок с собой. В повозках имелись даже жены наемников, причем одна из них кормила новорожденного. Пока что единственный младенец на марше, но могут появиться и другие. Это уж от отца зависит. Каждый из наемников получает равную долю. Его личное дело, если он желает кормить лишний рот.
Томас со своим отрядом пересек Альпы без всяких происшествий. В Милане он смог забрать ружья. Там его также ожидал сюрприз, но не слишком огорчительный.
В Неаполь он попал к концу апреля, после множества маневров и обходных маршей, и обнаружил, что город почти невидим за липкой завесой дождя. Он выслал вперед гонца, чтобы предупредить Асторре о своем появлении, в надежде, что в лагере еще остались места для ночлега, где будет сухой пол и не слишком много крыс.
Замок был достаточно велик, чтобы вместить всех военачальников и капитанов, а также этого арагонского короля-ублюдка Ферранте. Но вот расквартировать людей — это дело другое. В некоторых городах армию располагали за стенами, в пределах внешних укреплений, и там строили деревянные бараки. Иногда приходилось обзаводиться собственными палатками. А иногда — насильно заставляли какое-то семейство принять людей у себя.
Когда Томас подъехал ближе, то был рад обнаружить Юлиуса, стряпчего вдовы, поджидавшего его вместе с хорошо одетым мужчиной, который оказался неапольским интендантом. Тот торопливо объехал колонну всадников и повозок и, вернувшись, кивнул. Тут же к Томасу отправили писца и порученца, и вместе с Юлиусом они начали постепенно приводить все в порядок.
В такое время особо не поболтаешь. Асторре, их капитан, отправился на вылазку, — это все, что Томас мог узнать. Затем стряпчий спросил, как прошло их путешествие и все ли в порядке в Брюгге. И Томас, успокоив его на этот счет, в свою очередь поинтересовался, все такой ли старый ублюдок их капитан Асторре? На что Юлиус с мимолетной улыбкой ответил: мол, да он вполне узнает капитана в этом определении.
Исподволь поглядывая на него, Томас заметил, что Юлиус сильно изменился за это время. Он всегда был слишком крепко сложен для законника, и с костистым лицом, какие чаще бывают у профессиональных бойцов. Асторре любил повторять, что ничуть не удивится, если вдова рано или поздно даст ему местечко в своей постели, и тогда всем им придется кланяться мейстеру Юлиусу. Однако, если и так, то она вроде бы ничуть не страдала, посылая его в Италию, да и он не слишком возражал. А если и имелась в Брюгге женщина, которая подошла бы к мейстеру Юлиусу ближе, чем чернильница у него на столе, то Томас непременно прослышал бы об этом.
Так что же изменилось? Исчез этот шальной блеск в глазах, вот что. Тот самый блеск, который втягивал его во все эти переделки вместе с Клаасом и юным Феликсом. Возможно, он скучал по ним обоим или, возможно, завидовал Клаасу, который красовался в своем синем наряде курьера, и сами банкиры кланялись ему, вместо того чтобы старый Хеннинк таскал за уши. А возможно, у них что-то не заладилось с Асторре; это несложно, особенно, если ты не солдат. Или, может, он просто устал от Неаполя и вечного дождя. Человек быстро устает от Неаполя и от дождя, если не любит женщин. Томас, который не меньше чем по два раза опробовал всех девиц в повозках за время пути из Брюгге в Неаполь, искренне сочувствовал Юлиусу.
И это чистая, правда Юлиус устал от Неаполя, устал от дождя и особенно устал три месяца подряд находиться в шумном общества Сайруса де Астарииса, который, в ожидании прибытия остального отряда, вовсю оттачивал свои зверские повадки на тех, кто оказывался под рукой.
Подобно большей части пестрого королевского воинства, лучники и конники Асторре большую часть зимы провели в Неаполе, если не считать пары вылазок против врага, которые возглавлял калабрийский герцог или князь Орсини из Таранто.
Раз уж они вынуждены были торчать в городских стенах, то принимали участие во всех стычках между подразделениями, не говоря уже о драках и поединках, поддерживавших боевой настрой. Время от времени в отряд являлись важные господа, которые вели счет войскам, сражающимся за короля Ферранте, и пересчитывали их. Все это мало волновало Асторре, который все свои силы отдавал поддержанию боевого духа в своем небольшом отряде, и вполне в этом преуспевал. Но со временем Юлиус стал все больше скучать по Тобиасу, который должен был двинуться на юг, как только выздоровеет брат Жиль, однако так и не прибыл в Неаполь. За три месяца.
