И вновь его глаза раздевали ее от горла до груди и ниже. И на сей раз там было что увидеть.
Джордан де Рибейрак обратился к ней:
— Ну что ж, демуазель. И где сейчас ваш муж?
— Вы считаете, я в нем нуждаюсь? Вы вновь делаете мне предложение, месье де Рибейрак?
Он усмехнулся.
— У вас не так уж много поклонников, верно? Герцог, я уверен, подыскал бы для вас что-нибудь, но жениться на вас он не может и, к тому же, по слухам, язва на ноге досаждает ему все сильнее. Что же касается прочих, то, уверен, вы не хуже меня знаете о положении дел. Вы получали известия из дома?
Тон его голоса был таким, что Кателине захотелось ответить утвердительно. Но инстинкт велел ей придерживаться истины.
— Нет. Похоже, письма до меня не доходили.
Он поднял брови.
— Понятно. Тогда, полагаю, я могу сообщить вам новости обо всех ваших многообещающих друзьях. Мой сын. Давайте начнем, с моего сына. Саймон, судя по всему, готов вступить в весьма выгодный брак с некоей леди Мюриеллой, дочерью Джона Рида, негоцианта из Стейпла. Интересно, окажется ли она плодовита? Саймон не слишком любит детей. Но, боюсь, вам придется расстаться с этой милой иллюзией, которую мы с вами некогда разделяли. Мой славный Саймон едва ли устремится на ваш зов. Кто еще? Мне говорили, что семейство Грутхусе настаивает на том, чтобы юный Гейдольф, наконец, сделал выбор. Он молод и, я думаю, проглотил бы унижение и пришел к вам. Вот только он с родителями находится в Брюгге, а вы бросили его и отправились сюда. Бедняжка Гёйдольф!
Джордан де Рибейрак вздохнул.
— А ведь больше совсем никого не осталось, не так ли? Вы отвергли двоих других женихов, которых предлагали вам родители, и потому едва ли огорчитесь, узнав, что оба они уже вступили в брак. Больше я не знаю никого, кто смог бы разрушить магический щит вашей девичьей скромности. Если, конечно, не считать нашего юного ремесленника Клааса.
— Едва ли, — отозвалась Кателина.
— Едва ли? После того, как вы с сестрой с таким трудом извлекали его — дважды? — из наших каналов? Похвальное милосердие, я согласен. Если бы он и впрямь убил моего сына своими ножницами, я был бы не столь снисходителен.
— Я полагала, что судьба сына меньше всего вас беспокоит, — заявила Кателина.
— О, нет, нет! — возразил толстяк. — Его судьба весьма заботит меня. Возможно, я и не желаю ему долгой жизни, но хотел бы сам решить, как и когда он лишится ее. Мне не по душе, когда кто-то пытается узурпировать мои родительские права. Впрочем, полагаю, мне едва ли стоит беспокоиться об этом Клаасе. Он неудачник. Он угодил в жернова вечно неудовлетворенных амбиций и вечных поражений. Взгляните хоть на его последнюю затею.
Она не пожелала отвечать и лишь подняла брови.
Толстяк вздохнул.
— Можете ли вы поверить, что он убедил свою хозяйку выйти за него замуж? Подкупил свидетелей, оставил в неведении сына. Подготовил нотариальные документы на всю ее собственность. По ее любовному согласию, разумеется. Говорят, она от него без ума. А единственный наследник сбежал на юг, на войну, где ищет себе могилу. Затея, достойная скромной похвалы, однако в своем безумии он допустил ошибку и дотла спалил дом своей супруги. Все ее деньги и учетные книги. Едва ли теперь она оправится от долгов. Все потеряно, за исключением брака.
Комок застрял в горле у Кателины, но злость, ненависть, страх и гордость помогли справиться с тошнотой. Однако по лицу де Рибейрака она поняла, что он опознал все эти эмоции и ничуть не смутился. Когда голос, наконец, вернулся к ней, Кателина проговорила:
— Примите мои поздравления. Это целое искусство — переносить столь ничтожные новости из одного места в другое. Я доверяю вашей точности. Я лишь сомневаюсь, что пожар у Шаретти мог произойти случайно.
С серьезным лицом он задумался над ее словами.
— Вы думаете, это не так? Разумеется, у юноши имелись соперники. Ростовщик Удэнен. Возможно, и другие. Она хорошенькая женщина, хотя уже и не молода Как мне сказали, они весьма трогательно смотрелись вместе: полуодетый юный супруг, обнимающий жену в ночной сорочке на пепелище своего любовного гнездышка. Так вы понимаете, почему я спросил у вас где же ваш муж?
— Я поняла вас без труда, месье де Рибейрак. И повторяю: вы вновь желаете сделать мне предложение? Возможно, это меня заинтересует.
Черные зрачки иглами вонзились в ее лицо.
— Вот как? — мягким тоном поинтересовался Джордан де Рибейрак.
— Но с другой стороны, — продолжила Кателина, — я вполне могу оказаться бесплодна, или вы окажетесь бессильны, и все ваши планы потерпят крах. Нет, по здравому размышлению, я не могу вообразить себе обстоятельства, которые заставили бы меня стерпеть нечто подобное. Итак, о чем же мы поговорим теперь? Или, возможно, нам больше нечего сказать друг другу? Позвольте, я узнаю, не сможет ли герцогиня принять вас.
Он поднялся вместе с ней и, не двигаясь, уставился на Кателину сверху вниз. На миг она испугалась, что сейчас он поднимет руку и, как Клааса, изувечит ее своим перстнем. Но он лишь развернулся на каблуках и отошел к двери, где замер в привычной позе придворного, ожидающего аудиенции. Позднее она не видела, ни как он вышел из покоев герцогини, ни даже из дворца.
Немного позднее ее отыскала в комнате фрейлин Антуанетта де Маньеле и, усадив у окна, завела какой-то невинный разговор.
Затем неожиданно прозвучал вопрос:
— Месье де Рибейрак сумел увидеться с вами наедине. Он вас в чем-то подозревает?
— Он хотел узнать, не изменила ли я своего решения насчет замужества. Нет, он не выказал никаких подозрений, но я доверяю ему с каждым разом все меньше.
— И правильно делаете, — подтвердила любовница герцога Бретанского. — Сведущие люди втайне навели справки. За гонцами проследили. Банкиры также смогли кое-что рассказать. Мы пока не знаем всего до конца, должны еще поступить донесения из бургундских источников, а для этого нужно время и деньги, но, полагаю, через два месяца милорду де Рибейраку нужно будет тревожиться отнюдь не о новой жене.
Ей было приятно узнать, что он на себе сможет испытать те же беды, которые с таким искусством обрушивал на других людей. Похоже, его разозлило, что Клаас женился на этой вдовушке. Но гнев искупило удовольствие от того, что он рассказал это Кателине. Разумеется, он не мог знать, каким образом она сама использовала Клааса. Разумеется, она лишь использовала его, и ничего больше не должна была ожидать от простого слуги, который был рад из ее постели перебраться в постель первой же женщины, которая обещала ему лучшую жизнь, пусть даже это оказалась старуха со взрослыми детьми.
Полуобнаженный, он обнимал вдову. Возможно, и та тоже наполнила ему ванну и высушила одежду. Как бы стара и уродлива она ни была, он сможет сделать ее счастливой. Все девушки в Брюгге знали это. Мабели. И она сама.
