Они пересекли выложенный плиткой зал и поднялись по лестнице, где по обе стороны застыли лакеи в ливреях. Окна были великолепны, и деревянные панели, и камины. Он заметил комнату, где, похоже, располагалась библиотека. Герб и девиз Грутхусе были повсюду. И, разумеется, шотландцы. Торговцы, толстые и самодовольные, а также члены прочих гильдий. Жеан Меттеней с супругой. Этот глупец Джон Кинлох. Уилли, архидиакон Бречина, Митлосхерт со своими родственниками-шотландцами, и Бонкли, с обоих берегов Ла-Манша. Разумеется, Ансельм Адорне, с женой и старшими детьми. Его сестра с мужем Даниелем Серсандерсом из Гента, с сыном Ансельмом. Напьер из Мерчистона, Стивен Энгус, Форестер Корсторфин и прочие шотландцы, недавно прибывшие из Буржа, где совещались с французами по поводу ситуации в Дании, Испании, а также по поводу бретанского приданого: Монипенни, разумеется; Флокхарт; и Фолкарты с фламандской стороны, для ровного счета.
Все они почтительно поприсутствовали на заупокойной мессе по своему бывшему хозяину. А потом, должно быть, кинутся интриговать и бороться за власть Шотландии. Фламандская вдовствующая королева и коронованный правитель восьми лет отроду. И продолжающая междоусобица между Ланкастерами и Йорками в Англии, — ситуация казалась многообещающей, если правильно разыграть свои карты. Следует лишь найти хороших игроков.
Саймон обнаружил, что соотечественники его мало интересуют. Он немного поболтал с секретарем герцогини, своим шурином, который сделал леди Кателине комплимент по поводу ее цветущего вида, но ни словом не обмолвился о ее состоянии, которое она умело скрывала при помощи атласного шлейфа Сеньор Хуан представил невесту нескольким дамам, и пообещал Саймону исполнить его желание и познакомить с капитаном фландрской галеры, Пьеро Зорзи.
Саймон просветлел. У него были дела к капитану, — внушительному низкорослому мужчине в великолепном наряде пепельно-серебристого цвета. Он мог разглядеть венецианца даже через толпу: Луи де Грутхусе вел его под руку, чтобы познакомить с каким-то высоким мужчиной и его супругой на другом конце зала.
Женщину Саймон сразу не признать, но она была в столь глубоком трауре, что он принял ее за шотландку. Мужчина также был во всем черном, но его одежда казалась очень простого покроя, без драгоценностей, хотя пояс выглядел довольно дорогим, а туника — из добротного полотна. Он с оживлением обернулся к венецианцу, а когда улыбнулся, то на щеках появились обезоруживающие ямочки.
Мужчина улыбнулся, и Саймон, который вместе с Васкезом двигался в ту сторону, запнулся на полушаге и уставился на него с недоверием, изумлением и растущей яростью, которая на миг лишила его дара речи.
Одновременно и тот повернулся к шотландцу, переменившись в лице. Хуан Васкез, уже собравшийся было представить всех друг другу, моментально осекся. Грутхусе вопросительно обернулся. Саймон взглянул на хозяина дома.
— Месье де Грутхусе, полагаю, вы сами не ведаете, что творите. Мы оплакиваем смерть нашего короля. Вы оскорбляете нас, пригласив сюда человека, виновного в его гибели.
Подобно Ансельму Адорне, Грутхусе обладал искусством выходить из неловких ситуаций. Он улыбнулся венецианцу и чуть заметно сдвинулся с места, так что Зорзи оказался за пределами их круга; Марианна де Шаретти поспешила отвлечь его разговором. Грутхусе в упор взглянул на Саймона:
— Тогда с тем же успехом вы можете винить во всем оружейников, что отлили эту пушку в Монсе. Мне казалось, что само имя Грутхусе является достаточной гарантией доброй воли. Я никогда не Навлеку позор ни на одного из своих гостей. Пойдемте, здесь многие будут рады познакомиться с вами.
Саймон однако, не двигался с места. И не смотрел ни на кого другого, кроме этого юнца, которого последний раз видел в лохмотьях на пепелище.
— Как ты посмел появиться здесь? Как посмел одеться бюргером, словно все могли позабыть твое вонючее тряпье? Я был бы рад преподать тебе урок.
— Вы уже сделали это.
Этот глупый мальчишка Клаас побледнел, как смерть, и начал пятиться прочь, под одобрительным взглядом недоумка Грутхусе.
Саймон последовал за ним, продолжая напирать.
— Думаешь, я стану вновь драться с тобой? Едва ли. Но когда испытываешь волю Провидения, то будь готов к воздаянию.
Божьему. Такое случается. Новый пожар. Сорвавшаяся сделка. Недоверие к компании Шаретти. Это было бы неприятно, не так ли? На что тогда ты будешь жить? Придется вновь вернуться к красильным чанам. А свою престарелую жену ты тоже возьмешь с собой?
Луи де Грутхусе оборвал его:
— Килмиррен, довольно! Сеньор Хуан, я буду признателен, если вы уведете отсюда своего друга.
— Что ты будешь делать, Николас, когда устанешь от нее, а она больше не сможет тебя содержать. Говорят, что от сына ты избавился довольно быстро. Похоже, он, наконец, задел юнца за живое. У того был преглупый вид.
— Сер Луи, прошу меня простить… — с этими словами он развернулся на каблуках, но Саймон с силой ухватил его за локоть, от всей души желая, чтобы тот попытался ударить его. Юнец вырвался и застыл на месте. Руки Саймона были привычны к мечу, и при желании он мог бы сломать тому руку. Люди вокруг заоборачивались. Саймон видел, что и Кателина оглянулась тоже. Он надеялся, что она догадается подойти ближе.
— Отпустите меня, — попросил мальчишка.
— Ты что, не слышал? — рявкнул Саймон.
— Я вас слышал, — отозвался тот… или, скорее, проблеял.
Хозяин дома сдавшись, с мрачным видом отошел в сторону. Чуть погодя сбежал и Васкез, оставив их наедине.
— И тебе нечего сказать?
— Здесь — нечего, — ответил юнец. — Если призовете на помощь свое воображение, то будете знать, о чем я думаю.
— Не понимаю, с чего я решил, будто ты этого стоишь, — заявил Саймон, опуская руку. — А вот и ты, милая. Иди сюда и взгляни на этого деревенского недотепу, который женился на своей хозяйке, и может только стоять и дрожать перед тем, кто сильнее.
— Ты говоришь о Клаасе? — переспросила Кателина ван Борселен. — Но никто и не ждет от Клааса смелости, если только ему не заплатить за это.
Несколько мгновений они с юнцом смотрели друг на друга Саймон был доволен. Еще никогда жена не казалась ему такой прекрасной, как сейчас, охваченная презрением Подаренные мужем изумруды поблескивали у нее на шее. И золотом сверкал эннен, вуаль которого наполовину прикрывала лицо. После долгого, очень долгого молчания, юнец заметил.
— Так вы вернулись из Бретани.
— Надеюсь, страус добрался благополучно, — промолвила она. — Знаешь, я очень старалась ради бедного Лоренцо.
Замечание показалось Саймону совершенно бессмысленным. Он-то надеялся, что она присоединится к его насмешкам. У юнца был такой вид, словно он не знал, что сказать. И наконец, выдавил:
— Страус в порядке. Я собираюсь сегодня сходить навестить его. Спасибо.
— Я слышала, ты женился, — заметила Кателина. — Это твоя супруга?
