Лавина прошла стороной. Они услышали через пару мгновений, как сплошная стена снега ударила по тропе, где они были только что. Рев камня и ломающихся деревьев…
Они молча сидели в седле, глядя на разворачивающееся действо. Край лавины прошел совсем рядом с их убежищем, как и предсказывал Клаас. Возможно, ему помогло знание астрологии или удачное вычисление… Или знание этих мест. Как-никак, а Клаас жил в Женеве. Тоби слышал, как он говорит об этом одному из англичан, коренастому молодому человеку, который подъехал ближе, чтобы поблагодарить его. Тоби, больше занятый монахом, не слышал, о чем еще они могли говорить. Затем он и вовсе позабыл об этом, поскольку рядом раздался какой-то шум, и появился Асторре с Юлиусом и остальными, — они вернулись, чтобы убедиться, все ли в порядке.
Задерживаться никто не стал. Теперь, когда первоначальный испуг миновал, никто не хотел зря терять время. Тоби помогли поудобнее устроить в седле монаха, а затем вместе с англичанами они двинулись дальше.
Тоби заметил, что Асторре ищет взглядом Клааса, но тот разумно предпочел оставаться невидимым. Старший в отряде англичан объяснял капитану Асторре, что он думает о тех болванах, которые кричат в горах, и, к восхищению Тоби, капитан Асторре отвечал ему очень любезно. Впрочем, что ему еще оставалось? Для посторонних — все было кончено. И брат Жиль оказался единственным пострадавшим.
— Ему бы следовало спросить, — заметил Юлиус, — что он думает о тех болванах, которые подстрекают других болванов кричать в горах. Ты видел Клааса?
— Конечно, я видел Клааса, — отозвался Тоби. — Он был прямо у меня перед носом. И если хочешь знать мое мнение, он хотел вызвать безобидную маленькую лавину, а получил большую. И здорово перепугался. Он и сам был белый, как снег, наш дружок Клаас.
Юлиус покосился на него.
— Я уже не раз видел, как он получал больше, чем рассчитывал. И я видел его напуганным. Но вот, что я тебе скажу: несмотря на страх, маленький мерзавец получает от этого удовольствие. Иначе он бы прекратил это делать, не так ли?
В голосе его звучало раздражение, но одновременно Тоби уловил и нечто похожее на зависть. Они поехали дальше, и вопрос так и остался без ответа.
Глава 13
Возглавляемый капитаном Сайрусом де Астариисом, более известным как Асторре, отряд наемников Шаретти вступил в Милан спустя одиннадцать дней, после того как покинул Женеву. Издалека, с зеленых ломбардских равнин, открывался великолепный вид на массивные красные крепостные стены, шпили и башни столицы. Герцогство Миланское являлось одним из пяти основных государств Италии, соперником Венеции, тайным союзником Неаполя, открытым другом папы римского. Герцогство Миланское простиралось от Тосканы до Альп и в настоящее время было любимо Флоренцией, которая без его помощи не могла достигнуть северных рынков, а Флоренция в эту пору означала Медичи.
Милан не был насквозь пронизан водой, подобно Брюгге, или построен на ней, как Венеция. Милан защищали два обводящих канала и крепостные стены красного кирпича с шестью воротами. Асторре предложил въехать через Порта-Верчеллина. Это был намеренный вызов, обдуманный и спланированный по пути через Аосту, Иврею, Верчелли и Новару, где они провели целую ночь, начищая оружие и доспехи, как примерная супруга накануне распродажи по банкротству.
Юлиус также внес свою лепту: на рассвете явился со всеми бумагами к опускному мосту и специально для этого случая вспомнил тот чистейший и самый убедительный итальянский, которому его научили за годы, проведенные в Болонье. К полудню он вернулся с подписанным, разрешением и бумагой от герцогского секретаря, дававшей право на дрова, вино и размещение на постоялом дворе. Час спустя, через ворота Висконти, мимо красных крепостных стен с зубчатыми украшениями, они въехали наконец в Кастелло Сфорцеско.
Ибо наследница Висконти вышла замуж за Франческо Сфорца, сына одного из величайших кондотьеров, — да спаси нас Бог, — каких только знала Италия, а Франческо Сфорца вот уже девять лет как герцог Миланский, был вполне способен с первого взгляда распознать выгодную сделку, когда та сама плыла к нему в руки. И вот уже отряд Шаретти двинулся по запруженным миланским улицам в сверкающих шлемах, доспехах и наголенниках, ощетинившись копьями, как многомачтовый военный корабль, и прочие капитаны наемников, также привлеченные сюда предвкушением близкой битвы, оценивающе косились через окна таверн на Асторре, который горделиво восседал на своем прекрасно выученном жеребце с тяжелым расшитым чепраком и сверкающей упряжью.
Сегодня капитан Асторре украсил свой шлем страусовыми перьями; меховой воротник скрывал изуродованное ухо; перстни красовались поверх перчаток. Сегодня он не хотел быть рядовым членом отряда, который на привале сидит у огня вместе со своими людьми, жалуясь на женщин и ростовщиков. Возможно, таким образом он пытался укрепить уверенность в себе перед завтрашним днем, когда глава герцогской канцелярии вызвал его в Аренго, старый дворец Висконти рядом с собором, дабы выяснить, какие услуги может предложить он сам и его отряд.
В конце концов, человек военный лучше всего чувствует себя на поле боя, а не жонглируя словами и поскальзываясь на мраморных полах во дворцах вельмож. Здесь Асторре во всем готов был положиться на своего стряпчего, которого именно за этим и брал с собой. Кроме того, в подарок герцогу он взял африканца Лоппе, который в своем ярко-красном наряде выглядел столь пышно, что ему бы еще подушку (по словам этого насмешника Клааса), и на нем можно было бы спать, как в постели. Также его нарядили в двуцветные чулки, а на шляпу прикрепили герб Сфорца с вышитым золотом орлом и гадюкой, купленный в лавке на Верчелли.
Разумеется, Асторре рассчитывал вернуть потраченные деньги в том или ином виде, как и было заведено. Лоппе, который уже успел поднахвататься итальянского, в присутствии Асторре никак не выражал своего мнения об ожидающей его судьбе. Естественно. Тем не менее, капитан чувствовал себя как на иголках, когда они наконец двинулись во дворец, и даже рявкнул на Томаса, который попытался задержать его известием, что к ним явился некий важный синьор.
Томас, дезертировавший из английской армии во Франции, владел простонародным английским, простонародным французским, ужасающим фламандским и почти не говорил по-итальянски. «Важный синьор» оказался Пигелло Портинари из банка Медичи, который явился забрать свои письма, своих лошадей и своего певчего. Юлиус, уже севший в седло, заявил на это:
— Передай ему, что мы с капитаном уехали во дворец. Мы заедем к нему завтра. Если хочет забрать письма, пусть распишется за них. Клаас знает, где они лежат.
— Я позову мастера Тоби, — предложил Томас.
— Нет, не смей, — возразил Асторре.
Мастер Тоби был сейчас занят в задней комнате с ножом, иглой и своими мазями, пытаясь привести в порядок пострадавшего певчего Козимо де Медичи.
— Клаас возьмет письма. Клаас ему покажет, где расписаться. И Клаас отнесет их в банк для мессера Пигелло, если тот пожелает.
