Смолокуров вздохнул, пожалев, что весь вечер угощал Звонцова пивом, которое теперь явно затрудняет его мыслительный процесс.
— Бывало и такое, правда редко, ведь сразу трудно определить, какую сумму готовы дать за картину, — цель торга в том и состоит, чтобы ее выяснить. Но когда находится самодур, сразу отваливающий за картину большой куш, это же только на руку продавцу! Вещь «уходит» за хорошие деньги, значит, рекламная кампания нашего художника удалась. Можно уже выставить следующую его работу, и подороже! Но, повторяю, на такое удачное начало никогда нельзя рассчитывать… Послушайте-ка лучше, как действуют дальше в обычном случае, — для вас это должно быть интереснее всего. Через некоторое время после «приобретения» фиктивный покупатель, допустим, официально объявляет себя банкротом, и картина выставляется вновь, но теперь уже не на аукционе, а где-нибудь в художественном салоне на комиссию за немногим меньшую сумму. Все это сопровождается шумихой в прессе — в определенных кругах еще не стихли страсти по состоявшемуся на «Дрюо» громкому приобретению, а тут пресловутое полотно ищет нового владельца! И вот наконец находится крез (уже не подставной, а самый настоящий). Часто это бывают американцы — падки на все новомодное, как мухи на… сладкое, к тому же имеют деньги и убеждены, что лучше всего вкладывать их в предметы искусства, и абсолютно правы…
— Ибо «Ars longa, vita brevis»
[170]
, — заключил скульптор с видом аристократа, искушенного в латыни.
— Я бы сказал несколько иначе, Вячеслав Меркурьевич. Искусство, конечно, переживет любого коллекционера. но тут подход чисто практический — художественные ценности всегда в цене. Видите, каламбур получился! Итак, этот богач, зная, что картина совсем недавно была куплена еще дороже, покупает ее для своего личного собрания — он рад, что надежно вложил капитал. Наш закулисный делец, таким образом, получает миллионы, честно оставляя на долю художника десять процентов от этой суммы в любой твердой валюте. Это и есть чистая прибыль, конечная цена, итог нашей интриги. Такой процент, батенька, тоже, между прочим, составит миллионы! Как вам видится подобное предложение?
Звонцов молчал, и в этом молчании прочитывалась неуверенность. «Неужели усомнился в собственном таланте? Может, просто не доверяет моим гарантиям?» — подумал Смолокуров.
— А что это вы вдруг так помрачнели, дорогуша? Думаете, если «Дрюо», то там высочайшие требования при отборе, эксперты-академики, конкуренция мастеров, так, что ли? А о собственном даре, о своих великолепных работах уже забыли? Вы же талантище, Звонцов! Знали бы вы, что еще недавно нам удавалось продавать, и именно тем способом, который я только что обрисовал… Из заурядности мы делали мировую величину, да, да, почти из ничего! Вы вот думаете, П… — великий художник, знаменитость? Да этого гения я нашел на улице — он вымучивал какие-то маловыразительные парижские пейзажи под импрессионистов, под Писсарро и торговал ими на Монмартре по нескольку франков за штуку! Он же тогда едва концы с концами сводил…
— Неужели такое возможно? Вы лично знакомы с П…?! Просто не верится! П… стал, можно сказать, моим современным идолом, я изучаю его живопись, его манеру… Как же так, Евграф Силыч?!
— Атак! Именно Евграф Силыч Смолокуров, именно я сделал из него то, чем теперь восхищаются ротозеи по всему миру!!! Это и есть история искусств с черного хода, без прикрас! «Искушенные» знатоки поставили его средненькие вещи на аукционы, а дальше все покатилось по накатанной дорожке. Со временем мы просто перестали нуждаться друг в друге — он получил обещанное, а я, разумеется, заработал еще больше. Теперь П… для меня — вчерашний день! Честно говоря, и уровень отбора на аукционах стал выше, теперь там лучше разбираются, где искусство, а где трюкачество выскочек, но ваши опасения абсолютно беспочвенны — вас Европа примет на «ура». Для вас ситуация благоприятная еще и потому, что подобными предприятиями за границей занимается ваша старая знакомая. Надеюсь, у вас тогда не осталось к ней претензий? Вполне достойная, серьезная фрау, щепетильная, как все немцы. Правда, ее страсть к собакам переходит границы разумного, а я никогда не понимал, как можно не просто держать собаку в доме, но еще на правах любимого дитяти. Эта ее балованная Фиделька, кажется. — просто безобразие! Ну да пес с ней! Я, признаться, вообще собак не терплю, вот и ворчу… Вернемся лучше к делу. Так если вы согласны на мое предложение и готовы ехать в Германию, я помогу вам быстрее справиться со всеми формальностями и сам вояж устрою за свой счет.
Противоречивые чувства снова раздирали Звонцова. С одной стороны, он только начинал ощущать, что наконец освободился от долговой кабалы, и хотелось надышаться волей, к тому же он знал то, чего не мог знать купец-искуситель: Арсений взял со скульптора слово, что написание портрета — последняя авантюра с его участием, и на новую «выгодную сделку» со Звонцовым и собственной совестью художник Десницын уже не пойдет. Однако предложение все же было слишком заманчиво, разожгло любопытство Вячеслава Меркурьевича, а на языке его так и вертелся принципиальный вопрос:
— Вы, Евграф Силыч, конечно, можете не отвечать на мой вопрос, и все-таки хотелось бы узнать, если возможно, откуда берутся эти самые скрываемые деньги, которые идут на операции с картинами? Что за дело такое прибыльное?
— Упорно хотите казаться невинным дитем, Звонцов? Можно подумать, сами не догадываетесь! — В голосе Смолокурова послышались нотки раздражения. — Хватит чистоплюйствовать! Разумеется, доходы не от цветочной торговли — попросту грязные деньги. Кто, по-вашему, содержит приватные игорные дома, бордели для ограниченного крута лиц, кто занимается подпольной золотодобычей, поставляет оружие воровской братии и разным идейным боевикам-социалистам? А? Не знаете, да? Черти рогатые? Дудки! Все это, батенька, делают живые люди, такие же, как вы, только куда решительнее вас: они всегда помнят, что деньги не пахнут. Сантименты в сторону — большие состояния в белых перчатках не делаются! Вам, впрочем, пуг аться нечего — ваша роль в этой жестокой системе вспомогательная — благодаря вашим картинам серьезные люди выйдут в общество, станут comme il faut, и работа не пыльная, и пенки жирные обеспечены, так сказать, возмещающие всякий моральный ущерб. Главное, господин свободный художник, уясните раз и навсегда: одним талантом и усердным трудом вы никогда не заработаете ни имени, ни денег: сначала нужно, чтобы деловые люди, управляющие рынком искусства, открыли вам шлагбаум на пути к целям, которых мечтает достичь любой, кто взял в руки кисть и краски. А со временем, когда имя начнет на вас работать, станете рантье с приличным счетом в каком-нибудь надежном банке, будете творить в свое удовольствие, иметь репутацию мэтра, совьете роскошное семейное гнездо, где когда-нибудь и закончите свой век в кругу заботливой супруги и благодарных наследников. Никому и в голову не придет, что свой первый миллион знаменитый живописец Звонцов заработал сомнительным путем.
Вячеслав Меркурьевич слушал молча, то и дело приглаживая волосы, точно таким образом мог привести в порядок мысли. Многое в словах купца его коробило — цинизм не до конца разъел душу скульптора, однако слово «деньги» уже слишком много значило для него. Господин Смолокуров все продолжал объяснять ему взаимную выгоду их сотрудничества и снова перешел на искусительно-доверительный тон:
