– Глушитель интегрированный? – спросил я старика.
– Съемный.
– А что у нее с прицелом?
– Переключаемый. Голографический и оптический.
Опупеть.
– А калибр?
– Изначально 7,62х33. Но винтовку очень легко переделать под русский стандарт. Что я и проделал на этой. Скорострельность восемьсот выстрелов в минуту. С плазмой разработчики мудрить не стали и скопировали русскую систему. Только с зарядами, как всегда, не получилось, так что в обойме всего двадцать выстрелов. Зато в этой винтовке, в плазменной ее части, сумели воплотить автоматический огонь, с отсечкой в три патрона.
– Ого. А ствол-то выдержит?
– Выдержит. Нагреется сильно, но выдержит. Это если сразу весь магазин выпустить. А если не частить с этим, то ты ничего и не заметишь.
– Круто. Только расточительно.
– Это да, – вздохнул немец. – Одна такая обойма как машина стоит. Не самая плохая.
– Цена-то ладно, кусается, конечно, но для тех, кто будет покупать, такое терпимо. А вот что делать с редкостью? Я для «Плевка» в свое время мучился боеприпас искать, а тут явно новинка.
– Ха. Тут тебе повезло. Мой племянник умудрился заключить договор с фирмой-производителем на поставку плазменных зарядов к этой винтовке.
Забавно. Старик уверен, что я ее куплю. Неужто она настолько хороша?
– Что у нее с загрязнением? С ресурсом? Ударопрочностью?
– На отлично. Всесторонние испытания прошли на отлично. Ресурс – шестьсот тысяч выстрелов основного ствола и двадцать тысяч бластера.
А по факту, может, и больше. Впрочем, подкупает меня даже не это, а договор на поставку плазменных зарядов. Одно это многого стоит. Сейчас постреляю, и если все будет хорошо, а как мне кажется, так и будет, обязательно куплю. В конце концов, я же хотел себе личную винтовку, вот и случай подвернулся.
Выпустив последний заряд плазмы, положил винтовку на стойку.
– Беру. Как хоть это чудо называется?
– MKb-12 «Schmerzmittel». Производство фирмы Хейнель.
– Э-э-э… «Болеутоляющее»? Хорошая шутка. Буду ее «Анальгином» звать. О! А еще есть?
– Да. У меня их две штуки. Правда, вторая под стандартный для этой винтовки патрон.
Зашибись. Вот и для Казуки винтовочка.
– А сколько обойм для плазмы?
– По двадцать на винтовку.
– Беру обе. Надеюсь, вторую вы еще никому не обещали?
– Нет, – усмехнулся немец. – Они ко мне только вчера прибыли, и, кроме тебя, я никому не звонил.
– За что я вам очень благодарен, герр Шмитт.
– Ой, да ладно тебе, – махнул старик рукой. – Вот я тебе за чай действительно очень благодарен. А винтовка, пф… всего лишь товар.
– Тогда пойдемте, оформим этот товар. А то мне уже не терпится побегать с ней.
– Что за фигня, шеф, какого хрена ты берешь с собой Казуки? – ворвался в мой кабинет Святов. – Он же ребенок!
– Зайди и дверь закрой. Там, надеюсь, никого больше нет?
– Нету, – проворчал Сергеич, закрывая дверь.
– Присаживайся, чего встал?
– Шеф, он ребенок, и брать его туда, где будет бой, неправильно, – продолжил Сергеич более спокойно, усаживаясь в кресло.
«Обнаружение разума».
– Он не простой ребенок, он Патриарх. А я рассказывал тебе, что требуется для нашего развития.
– Но он же ребенок! – услышал я в третий раз. – Смертельный бой не для детей. Пусть подрастет.
– Ну, предположим, опасность ему там будет угрожать минимальная. В атаку на особняк его никто не возьмет.
– Это-то понятно. Но он и до этого может пострадать.
– Не волнуйся ты так, я буду рядом и присмотрю за ним.
– А за тобой кто будет смотреть?
– Я… – Успокойся, Макс. Вдох. Выдох. – Я и за собой присмотрю. Не волнуйся.
– Я серьезно. Случиться может всякое, а ты еще и ребенка туда тащишь.
– Святов. Если мы облажаемся там, то нам лучше сразу разбежаться. Да черт подери, у них даже Учителя нет! А в особняке народу с гулькин нос. У нас подавляющее качественное преимущество. И партию ведем именно мы. Единственная опасность – это атака на особняк, а туда никто парня не потащит. Так что успокойся и не кипиши. Все будет нормально.
– Раз так, – не сдавался русский, – тогда и парня брать туда незачем. Ты сам говорил – нужен смертельный бой, а по твоим словам ничего такого там не предвидится.
– Это для меня не предвидится, а для тринадцатилетнего мальчишки, который толком этого и не понимает, все очень даже серьезно. Еще одного такого шанса может и не подвернуться.
– А моральный аспект дела тебя совсем не волнует?
– Не я такой. Мир такой, – откинулся я в кресле.
– С каких это пор ты подстраиваешься под мир?
Хотел я ляпнуть, что у парня, благодаря возрасту инициации, потрясающий шанс превзойти даже меня, но вовремя остановился. В конце концов, по легенде я начал обучаться еще раньше.
– Все, Сергеич, все. Я принял решение, и вся ответственность лежит на мне. Свои доводы мы друг другу высказали, и раз убедить никто никого не смог, решать будет начальник.
– Там, где убивают, не место для детей, – произнес обреченно Святов.
– Ты давай это мне расскажи, – добавил я в голос иронии. – Я прекрасно понимаю тебя и твои доводы, – увещевал я мужчину, – но пойми и ты – парню все равно впереди светит не один бой, так пусть он начнет обучение здесь и сейчас, когда риск минимален. А насчет его психики можешь не волноваться – парень посильней меня будет. – И, поймав скептический взгляд, подтвердил: – Именно так, Сергеич. Я в его возрасте… у меня были другие проблемы. А уж в ситуацию, когда осознаешь, что покойник и шанса выжить нет, я не попадал ни разу за то время, что живу под этим солнцем. Ты сам-то сколько раз в такой ситуации был?
– Один раз, – вздохнул Святов.
– А большинство из тех, кто ходит под пулями всю жизнь, ни разу. У него, кстати, и до нас жизнь была не сахар.
– Ладно… ладно. Понял я. Но не принял, – поднял он руку, – так и знай.
А большего пока и не требуется.
– Хорошо, что понял. Ну а раз уж ты все равно здесь, поведай-ка мне о том, что у нас с подрывниками?
– Учатся.
– Поздно учиться, Сергеич, сегодня на дело идем.
– Слишком поздно мы этим занялись, шеф. За два дня толком ничему не научишься.
– То есть работать придется мне, тебе и нашему прапору?
– Получается так. Хотя помочь-то они нам смогут. Даже сами все сделать… в теории. Кстати, ты так и не сказал, откуда у тебя такие знания.
