Сообразив, что опасности нет, выдохнул со свистом – как паровоз просигналил, – сорвал ошейник и злобно уставился на Канцлера.
В коридоре затопали, и напарник отступил поближе к нам. Май и осунувшаяся, больная Искра тоже встали возле Канцлера, чтобы при необходимости им прикрыться.
Воображение нарисовало фотографа возле двери. Забавный получился бы снимок, судьбоносный, «Мы и Канцлер» называется.
Когда штурмовики приблизились к двери, Канцлер распорядился:
– Не стреляйте. Это друзья, они помогли мне.
Вояки в синей униформе нерешительно столпились у порога. Их взгляды перебегали с Канцлера на Картографа и обратно.
– Он вернулся, – проговорил правитель. – И он знает, как остановить зиму. Подготовьте большой зал для пресс-конференции. Пусть все люди услышат меня. И еще. Сельчан, замерзающих под стенами заставы, доставить в город. Теперь места хватит всем.
* * *
Нас с Искрой отвели в медицинский отсек. Девушку поместили в палату под стальной колпак, а меня доставили в манипуляционную.
Две женщины в бледно-голубом, обрабатывая мне рану, смотрели на монитор, откуда вещал Канцлер. Его выступление выглядело убедительным, а когда он сказал, что есть установки климат-контроля, медсестры забыли обо мне, обнялись и рассмеялись.
Признание Канцлера, что он лгал, убивал и предавал своих граждан, заставило их остолбенеть.
Спохватившись, русая медсестра помоложе залила мою рану железистой массой и замотала бинтом, а ее чернявая напарница уставилась в монитор с обожанием: слово взял Картограф.
Не нужно было использовать «миелофон», чтобы представить всеобщее ликование, охватившее город.
Получив медицинскую помощь, я покинул санчасть. Мне не хотелось задерживаться здесь, этот холодный мир надоел до чертиков.
В стеклянном тоннеле, уже изрядно засыпанном снегом, меня ждал Пригоршня. Картограф занимался более важными делами и забыл, что нам надо домой. Куда идти, мы понятия не имели, и потому не спешили: в лабиринтах Небесного города запросто можно заблудиться.
Над выходом из санчасти затрещали динамики, и неизвестный оратор бодрым голосом отчитался перед горожанами, что решено взять в город всех деревенских жителей, которые пришли на заставу. А еще прямо сейчас собирают отряд, чтобы выдвинуться в Столицу. Оратор просил немного потерпеть и обещал в лучшем случае через неделю теплую летнюю погоду, ясное небо и жаркое солнце.
Когда он смолк, из санчасти выскочила русоволосая медсестра:
– Вы еще тут? Не уходите, сейчас за вами придут.
«За вами придут» мне не понравилось, но я надеялся, что ничего плохого с нами теперь не случится.
Минут через пять прибежал наш старый знакомый Ильбар, тряхнул белыми бакенбардами, отдышался и сообщил:
– Картограф вас ждет. Идемте за мной.
Пригоршня, почесав макушку, заявил:
– Надо с Искоркой проститься, неправильно это, просто исчезнуть, – и рванул обратно в санчасть.
– Молодежь! – ухмыльнулся я и обратился к Ильбару: – Подожди нас, мы быстро.
Когда переступил порог палаты, Искра висела на Пригоршне, зажмурившись. Красный нос и дрожащие губы намекали на то, что она готова разреветься. Никита растерянно поглаживал ее по спине и косился на меня. Пришлось его спасать:
– Ильбар ждет. Искра, извини, но нам пора. Освобождай Никиту, он достаточно был в заложниках.
Девушка отпрянула, посмотрела с тоской. И спросила:
– Вы ведь вернетесь, да?
– Постараемся, – улыбнулся напарник. – Но у вас тут теперь и без нас будет хорошо.
Ильбар повел нас по бесконечным коридорам. Он фонтанировал радостью, негодовал, что Канцлер оказался подлецом, удивлялся разумности нечисти и намекал, что мне нужно поехать с ними в Столицу, ведь, кроме меня, телепатов никто не понимает.
Мы с Пригоршней дружно отнекивались, мы по Зоне соскучились.
Ильбар привел нас в кабинет Канцлера, где Картограф давал распоряжения человеку в синем кителе, а тот покорно кивал. Спровадив его, Картограф перевел взгляд на нас, и я взял быка за рога:
– Домой нас отправь, а? И куда ты подевал телепатов?
– Вон они, скрываются, – он ткнул пальцем в угол комнаты.
Пространство возле шкафа подернулось рябью, и миру явились Длинный и Рыжий. Пришлось снова воспользоваться «миелофоном».
Телепаты радовались, что им удалось добиться своего, и новый хороший человек все сделает правильно.
– Картограф, – я шагнул к нему и протянул лежащий на ладони «миелофон». – Мы хотим вернуться. Дом есть дом. Держи, артефакт позволит тебе слышать мысли.
Манипуляторы выразили сожаление и подумали, что со мной было приятно сотрудничать. Я ответил:
«Ничего, Картограф не хуже. Передав этот артефакт, я перестану вас понимать. Прощайте».
Картограф взял «миелофон» и с минуту молча смотрел на телепатов. Потом кивнул им, протянул артефакт изнемогающему от нетерпения Ильбару, который жаждал вступить в контакт с чуждой расой.
– Мне бы хотелось, чтобы вы остались, но заставлять вас я, конечно, не могу, – проговорил Картограф устало. – Теперь у нас появилась надежда, и… В общем, пошли, провожу в телепорт.
Эпилог
Ночь. Погасла линия заката. Шелестит камыш у пруда. Белая грудь тумана над озером поднимается и опадает. Шлепает по болоту упырь, замирает возле «молнии» – аномалия почуяла его и едва слышно затрещала, помигивая синеватыми разрядами. Перешептываются березы у болота. Протяжно, на одной ноте, стонет ночная птица. А может, не птица – метаморф, создание ленивое, но опасное. Он поджидает неосторожного путника, замаскировавшись под кочку или пень, кричит птицей, чтобы сбить с толку. Стоит жертве расслабиться, и мутант прыгнет, смыкая капканы челюстей.
Кто-то бродит во тьме, принюхиваясь и прислушиваясь, вздыхают аномалии, а в центре Зоны зарождается Выброс, но до него еще далеко – целая ночь.
По лугу, то и дело оглядываясь, бредут два сталкера, лучи фонариков прорезают мглу. Пригоршня часто останавливается, с ухмылкой вдыхает воздух полной грудью – никак не надышится.
Химик поглядывает на него не без скепсиса.
–
Что, давно Зоны не нюхал? Ничего, тут болота рядом, сейчас упырь тебе напомнит…
Плещет рыба в пруду, и Пригоршня, вскинув «калашников», целится в пустоту. Ощутив чей-то взгляд, Химик напрягается, задирает голову. И понимает – это тысячеглазый зверь ночного неба глядит на него пристально и внимательно, подмигивая звездами.
Химик хмурится, тихо вздыхает, и они с Пригоршней идут дальше. Завтра все будет, как прежде: будут враги и друзья, заговоры, артефакты, аномалии, новые тайны. И эти двое пройдут выпавшие на их долю все испытания, чтобы навсегда остаться в Зоне – Мире Сталкеров.