Полковник: До того момента, как Владислав объяснил тебе, зачем троллейбусу штанги, ты знал об их существовании?
Кот: За кого вы меня принимаете, господин хороший?! Конечно, знал — я же не слепой.
Полковник: А знал, что без них он не поедет?
Кот (небрежно): Не хватало мне интересоваться такой ерундой! И без этого как-то жил.
Полковник: Теперь, прошу, попробуй припомнить, не возникало ли у тебя во время поездки желания убрать штанги?
Майор (удивлённо): Товарищ полковник!…
Кот (категорически): Нет, не возникало.
Полковник: Не спеши с ответом. Сначала подумай.
(Короткая пауза.)
Кот: Вспомнил! Но я их не убирал. Я только подумал, что они помешают нам обогнать другие троллейбусы, и мысленно выругал их, потому что видел, как нервничает Владислав. Ему хотелось поскорее вернуться домой, и…
Полковник: А какими словами ты их выругал?
Кот: «Чёрт бы их побрал!»
Оператор (шёпотом): Господи Иисусе!
Полковник: Когда это случилось?
(Короткая пауза; слышится нервное цоканье зубами — наверное, это был оператор.)
Кот (уверенно): Когда водитель объявил, что троллейбус идёт на Русановку.
Полковник: То есть, на Московской площади? Возле автовокзала?
Кот: Да, точно.
Майор (шёпотом): Сдуреть можно!
Полковник: А о чём ты думал по дороге от автовокзала до Русановки? Чего боялся? Чего хотел? Не спеши отвечать, подумай.
Кот: А что здесь думать? Я хотел только одного: чтобы мы благополучно добрались домой и не попали в аварию…
— Достаточно, — сказал полковник.
Майор выключил диктофон и жалобно посмотрел на шефа.
— Неужели вы думаете, что кот… — начал было я.
— Ничего я не думаю, — слишком уж торопливо перебил меня полковник. — Но факты налицо: по свидетельствам очевидцев, возле автовокзала троллейбусные штанги без чьей-либо помощи сами вложились в скобы.
Некоторое время мы молчали.
— А может, просто никто не заметил? — робко предположила Инна. — Какой-то шутник ловко вложил штанги, а его никто…
— Однако же троллейбус поехал, — возразил угнетённый майор.
— И мало того, что он тогда поехал, — добавил полковник. — Это ещё полбеды. Куда хуже, что троллейбус до сих пор ездит без внешнего питания.
— Что?! — изумлённо воскликнули мы.
— Вот так-то, — удручённо подытожил полковник. — Троллейбус как троллейбус, двигатель у него как двигатель — а функционирует автономно. И никто не знает, откуда он берёт энергию. Его уже по винтикам разбирали — каждая деталь как деталь, ни единого отклонения от нормы. А собрали — снова ездит без питания.
— А вы не пробовали менять одну деталь за другой? — спросила Инна.
— Пробовали, — ответил полковник. — Меняли одну за другой, пока не получился совершенно новый троллейбус. В нём не было ни единого винтика, ни единого проводка от прежнего.
— И что?
— И ничего! Всё равно ездит.
— Ого! — Инна немного помолчала. — Но из старых деталей можно было собрать троллейбус…
— Мы так и сделали. До самого последнего винтика, до последнего проводка это был тот самый первоначальный троллейбус, который прежде ездил без питания. Но теперь он не ездит — зато ездит другой, собранный из совершенно новых деталей.
Это поразило меня больше всего. Получалось, что за «сумасшествие» троллейбуса отвечает не какая-то конкретная деталь, а нечто нематериальное, присущее троллейбусу, как единому целому, некий машинный эквивалент души…
— Сдуреть можно, — повторил я слова майора.
— Можно, — согласился полковник. — И дуреют. Трое наших экспертов уже лечатся в психбольнице вместе с водителем.
— И что вы собираетесь делать? — сочувственно поинтересовался я.
Ответ был немедленный и категорический:
— После знакомства с котом — закрыть дело. Как невыясненное.
Эффект от этого заявления был довольно неожиданным: майор и оператор оживлённо захлопали в ладоши, их лица прояснились.
— Это значит, — сам не веря своим ушам, переспросил я, — что вы оставите нас в покое?
— Оставим, — заверил меня полковник. — Никакой угрозы конституционному строю, государственной независимости и территориальной целостности ваш Леопольд не представляет… Гм, по крайней мере, пока его не трогать… — Тут он осёкся. — Словом, живите себе со своим говорящим котом, только не позволяйте ему откалывать такие номера — это может плохо кончиться.
— Не позволим, — твёрдо пообещал я, а после некоторых колебаний добавил: — Правду сказать, господин полковник, до сегодняшнего дня я был значительно худшего мнения о вашей конторе.
Полковник нервно ухмыльнулся:
— Все мы люди, юноша. Пусть лучше я получу выговор, это не слишком высокая цена за сохранение здравого рассудка моих сотрудников… да и моего собственного. — (Его подчинённые энергично закивали головами.) — Троллейбус, который ездит сам по себе, это ещё полбеды. А вот кот, который сам по себе говорит… — Он вздохнул. — Как только мой отдел займётся Леопольдом, то не позже чем через месяц нам придётся открыть филиал при психоневрологическом диспансере.
Честное слово, этот полковник мне понравился!
Когда я провожал их, полковник вдруг остановился на пороге, внимательно посмотрел на меня и спросил:
— Скажите, молодой человек, вас не удивляет вся эта чертовщина?
— Удивляет, — ответил я. — Это чудеса. Они вне научного объяснения. Но без чудес жизнь была бы скучной.
— Искренне вам завидую, юноша, — признался полковник и в который уже раз сокрушённо вздохнул.
*
Визит людей в штатском оказался для нас роковым. Но не потому, что с того времени нам не давали покоя сотрудники службы безопасности, вовсе нет. Во-первых, в скором времени мы стали недосягаемы для каких бы то ни было земных спецслужб; во-вторых, полковник всё-таки настоял на своём — дело закрыли и о нас забыли. Как выяснилось впоследствии, ни видеозапись беседы с Леопольдом, ни та кассета из диктофона в архив не попали. Вместо этого, к делу был подшит отчёт, в котором утверждалось, что Леопольд оказался самым обыкновенным и самым молчаливым котом из всех котов, сущих в мире. Майор и оператор, наверное, не помнили себя от радости, подписывая такой отчёт.
