Подобрав подол платья, Инна спустилась вниз по мраморным ступеням и взяла меня за руки. От её прикосновения я частично пришёл в себя.
— Ну как? — спросила она. — Нравится?
— Солнышко моё ясное, — восторженно произнёс я. — В этой одежде ты очень сексуальна — ещё сексуальнее, чем когда раздета.
Инна весело рассмеялась:
— А знаешь, в твоих бесстыжих комплиментах есть своеобразное очарование. Они очень возбуждают.
— Ясное дело! Ведь, как и тело, человеческое воображение имеет свои эрогенные зоны.
— Гм… Похоже на то, что всё твоё воображение сплошная эрогенная зона.
— Может быть. Человеческое воображение непосредственно связано с подсознанием, а как утверждает дедушка Фрейд…
— Помолчи, дурашка! Оставь дедушку Фрейда в покое. Невыносимый! Не даёшь мне слова сказать в ответ на твой комплимент.
— Ошибаешься, дорогуша. Я весь внимание.
Инна положила руки мне на плечи.
— А ты красавчик, милый. В самом деле красавчик — честное слово! И я хочу поцеловать тебя.
— О, этого сколько угодно!
Мы поцеловались.
— Сегодня я раздену тебя сам, — пообещал я, переводя дыхание. — Заодно детально ознакомлюсь с местной женской модой.
— Не местной, а имперской, — уточнила Инна. — Так мне сказала Суальда.
Шако нигде не было. Наверное, он незаметно юркнул мимо нас, пока мы целовались, и вернулся в дом. Тактичный парень!
Взявшись за руки, мы пошли по аллее к открытым воротам.
— Ну, — сказал я, — что тебе удалось вытянуть из Суальды?
— Вот-вот, именно вытянуть. Очень скрытная женщина, слова лишнего не скажет. Я попробовала прочитать её мысли.
— И что?
— Ничего конкретного разобрать не смогла. Мне удалось только перехватить образ Мэтра и регента.
— Покажи.
„Вот они.“ — Перед моим внутренним взором возникли по очереди две картинки:
„Регент…“ (Высокий, крепко сбитый мужчина в тёмно-синем мундире с золотой окантовкой. На воротнике его камзола были красные нашивки с изображением двух золотых молний; как я узнал позже, это указывало на ранг командора-магистра. Волосы у него были каштановые с проседью, особенно заметной на висках, массивный волевой подбородок, серые с голубоватым оттенком глаза, густые брови, высокий лоб, скуластое лицо — всё, как и описывал Леопольд. На вид ему было лет сорок пять, но что-то в его облике подсказывало мне, что он гораздо старше…)
„Мэтр…“ (Только лицо — неподвижное, отрешённое, полностью лишённое эмоций, как будто вытесанное из мрамора; губы плотно сжаты — то ли в гримасе высокомерной пренебрежительности, а может, невыносимой муки; взгляд больших зелёных глаз… Мне стало жутко — это не был человеческий взгляд! Теперь я понял, что заставило дядю Шако, Эрвина Ориарса, сломя голову бежать от Мэтра, куда глаза глядят…)
— И что самое поразительное, — уже вслух сказала Инна, — я видела обоих на Земле. Это было в прошлом году, осенью.
— Ты уверена?
— Вне всяких сомнений. На третьем семестре я посещала факультативный семинар по приложению методов функционального анализа в теории рассеяния; его вёл профессор Массачусетского университета, венгр по происхождению (образ регента, одетого в обычный земной костюм), доктор Карой. Я должна была вспомнить это сразу, как только Суальда назвала его фамилию. А Мэтр (образ в полный рост, также в обычном костюме и в очках с тёмными стёклами, которые скрывали жуткий, нечеловеческий взгляд его холодных глаз) присутствовал на последнем занятии… То есть, не на последнем вообще, а на последнем из тех, которые я посещала.
— Ты перестала на них ходить?
— Да.
— Почему?
— Точно не знаю, — она пожала плечами. — Перехотелось и всё. В конце концов, я училась только на втором курсе, а материал был рассчитан на студентов-выпускников и аспирантов.
Между тем мы вышли за пределы усадьбы. От ворот начиналась широкая грунтовая дорога, которая вела прямо на восток. С нашего холма было видно, как она тянется через лес, рассекая его пополам, и исчезает за линией горизонта.
Шагов сто мы прошли молча, любуясь окрестным пейзажем и с наслаждением вдыхая чистый, лишённый каких-либо искусственных примесей воздух Ланс-Оэли. Судя по рассказам Шако и Суальды, это была почти девственная Грань, и её экосистема всё ещё находилась в естественном равновесии. Она не знала ни промышленности, ни массового истребления животного и растительного мира, ни прочих глобальных потрясений, вызванных стремлением человека приспособить под себя окружающий мир, создать собственную среду обитания. Мне очень хотелось, чтобы так оставалось и впредь, но вместе с тем я понимал, что коль скоро здесь живут люди, то рано или поздно сюда придёт и цивилизация со всеми своими плюсами и минусами. Вряд ли нам с Инной достанет твёрдость (да и желания) держать наших подданных в полной изоляции, как это делал на протяжении двух столетий Мэтр…
— Инна, — сказал я жене. — Ты пачкаешь подол своего замечательного платья.
Она небрежно передёрнула плечами:
— Невелика беда. Этих платьев у меня навалом. К тому же есть Суальда — чтобы чистить нашу одежду, стирать бельё, убирать в доме, готовить нам есть.
— Ты рассуждаешь, как благородная дама, — с улыбкой заметил я.
— А я и есть благородная дама, — надменно произнесла Инна.
Я шутливо поклонился ей:
— Вижу, вы очень быстро освоились в новых условиях, госпожа графиня.
Инна улыбнулась:
— А мне и не нужно долго осваиваться. Я давно была готова к этому. В детстве зачитывалась историческими романами и всегда сожалела, что родилась слишком поздно. Всю свою жизнь я безотчётно мечтала стать феодальной принцессой в какой-нибудь сказочной стране.
— И наконец твои мечты сбылись.
— Твои, кстати, тоже, — заметила Инна. — В отличие от меня, ты их не очень-то скрывал.
Я утвердительно кивнул:
— Что правда, то правда. Я всё больше убеждаюсь, что оказался в своей стихии. Граф Ланс-Оэли, подумать только! И, по всей видимости, повелитель целой планеты, пусть и малонаселённой… пока малонаселённой! Вот немного обучимся, найдём дорогу на Землю, заберём оттуда наших родных, призовём колонистов — будущих наших подданных, — и через несколько лет здесь встанут новые города и села… Чур только без индустриализации, пускай всё будет по старинке. Ну, может, такую-сякую сельхозтехнику, электрогенераторы, бытовое оборудование я ещё позволю. И, конечно, компьютеры. Но чтобы…
— Боюсь, — прервала мои мечтания жена, — что в разрешениях и запретах нужды не возникнет.
