В итоге на эскадре был объявлен очередной приказ командующего, который удивлял простотой и оригинальностью решения достаточно серьезной проблемы для корабельной артиллерии:
«Для того, чтобы не подмачивало дождем и брызгами порох в заряженных орудиях, заготовить пробки из досок, толщиною в 1 дюйм, обшитых по бортам войлоком или резиной. Пробки эти перед выстрелом не вынимаются, а потому должны быть как можно легче, чтобы в случае, если снаряд, на лету догнав эту пробку, ударит ее, не последовал бы его разрыв.
Также допускаю маленький надульный парусиновый чехол.
Командующий флотом Тихого океана
Вице-адмирал Макаров».
Исследователи, говоря о Степане Осиповиче как о командующем, принявшем всю полноту власти над ранее ничем особо себя не проявившим флотом, отмечают следующее. На боевой эскадре чем выше служебное положение, тем больше риск личной жизнью. Между командующим сухопутной армией и флотоводцем в этом отношении целая пропасть.
Первый из них только руководит боем, пользуясь почти полной личной безопасностью. Второй же сам ведет в бой свою эскадру, находясь на флагманском корабле, на котором сосредотачивается вся сила неприятельского огня, он — в самом его центре и первый несет свою «голову» под вражеские удары.
Потому и рядовой матрос с любого корабля действующей эскадры не может сказать:
— Меня послали в бой.
Матрос может сказать только так:
— Меня повели в бой.
Послать на смерть рядового бойца или командира в офицерском звании или повести на смерть — это совсем разные понятия. В последнем случае старший начальник в равной, а скорее всего в большей степени делит все опасности с подчиненными ему людьми.
Еще при приезде нового командующего флотом Тихого океана ему было доложено, что японцы предпринимают настойчивые действия в проведении «закупорочной операции». То есть настойчиво пытаются путем затопления судов закрыть вход во внутреннюю гавань Порт-Артура. Макаров сразу же организовал охрану входа силами двух миноносцев и минных катеров. Были выставлены крепкие боны. Проход из внутреннего рейда на внешний стал протраливаться контрольными проходами тральщиков.
Командующему по данным разведки стало известно, что после его прибытия в Порт-Артур японцы решили повторить «закупорочную операцию». Действительно, около двух часов ночи 27 марта с береговых батарей крепости был замечен большой отряд вражеских постановщиков мин. По ним с берега и кораблей был открыт яростный огонь.
Вражеская «атака» на проход была отбита более чем успешно. Подорванный торпедой с дежурного миноносца «Сильный» минный заградитель «Чио-Мару», спасаясь, изменил курс и выбросился на берег под Золотой горой.
Той ночью произошла случайность, которая дорого обошлась японцам. Кто-то из команды «Сильного» в суматохе боя нечаянно дернул за паровой свисток, который засвистел. Как по команде, все три японских заградителя, приняв свист за сигнал со своего штабного парохода, обозначающий «Уклониться вправо», выполнили команду и наскочили на камни у Золотой горы.
Положение попытались исправить неприятельские миноносцы, но на их пути к входу во внутреннюю гавань встали дежурные миноносцы «Сильный» и «Решительный». Японцам пришлось уйти от русской крепости вновь без всякого успеха.
На рассвете защитники Порт-Артура могли увидеть результат ночной «закупорочной операции» японцев. Три парохода-заградителя оказались выброшенными на берег под Золотой горой. Четвертый — «Ионеама-Мару», подорванный миноносцем «Решительным», в поисках спасения выбросился на берег под горой Тигровый Хвост.
Прибывший на место ночного боя вице-адмирал Макаров решил еще более усилить линии искусственных заграждений во внутреннюю гавань. Линии преград состояли из гальванических мин, бонов и затопленных пароходов. Командующий приказал затопить еще два старых парохода — «Шил ку» и «Эдуарда Бари».
Пароходы были отбуксированы к месту затопления. На них были пробиты все водонепроницаемые переборки. После этого их подорвали минами, заложенными в носу и корме судов. Пароходы были большие, и с берега в ясную погоду под водой просматривались их борта...
Еще будучи в Кронштадте, Макаров «настаивал» на том, чтобы Морское ведомство обратило внимание на низкую мобилизационную готовность порт-артурской эскадры. Теперь он сам столкнулся с этой проблемой. Выход с внутреннего рейда, по данным гидрографов, на внешний был мелководен для глубоко сидящих в воде броненосцев. Такой выход был возможен для них лишь при полной воде в течение двух с половиной часов утром. И столько же по времени вечером.
Ознакомившись с ситуацией, вице-адмирал при всех штабных своих работниках решительно заявил:
— Это не дело. С такой мобилизационной готовностью воевать в море нельзя.
— Гидрографы, проводившие съемку прохода из гавани, однозначно сказали, что вход и выход возможен только во время прилива.
— Надо перепроверить результаты их работы. Повторные работы проводились?
— Никак нет. Не повторяли.
— Надо повторить в ближайшие же дни. Так всю войну можно просидеть во внутренней порт-артурской гавани...
Весь флот Тихого океана не мог выйти из внутренней гавани в открытое Желтое море за один раз (!). При этом вывод броненосных и других больших кораблей производился портовыми буксирами под личную ответственность заведующего плавучими средствами порта.
Нового командующего больше всего неприятно поразил следующий факт. За семь лет владения Порт-Артуром российские морские и портовые власти не удосужились даже углубить сам выход из гавани в море. А ведь землечерпалка из себя в то время никакой технической сложности не представляла.
Опытный вице-адмирал Макаров все это решительно изменил. Теперь портовые буксиры обязаны были только помогать разворачиваться боевым судам в узком проходе гавани и в ней самой, а те выходили на внешний рейд самостоятельно, работая машинами. Раньше вопрос об этом даже не поднимался.
Первый же выход боевого состава флота Тихого океана в открытое море продолжался одну только утреннюю полную воду (!). По времени выход эскадры продолжался всего два с половиной часа.
Вечером после эволюции на внешнем рейде корабли в полном составе вошли за вечернюю воду во внутренний бассейн Порт-Артура. Эскадра вернулась во внутреннюю гавань за два часа: с пяти до семи часов вечера.
В своих мемуарных записях один из очевидцев первой тренировки порт-артурской эскадры на выход из гавани и возвращении в нее, старший офицер крейсера «Боярин», записал по такому случаю:
«Мы смотрели и глазам не верили».
В условиях войны на море такое новшество трудно было переоценить. На эскадре только и говорили по такому случаю:
— Ну и голова!
— Такой сюрприз для Того преподнес!
— Не японцы, сами поражаемся...
