Для Степана Осиповича решение Кораблестроительного комитета Морского ведомства стало большой жизненной победой. Она окрыляла его на будущее и обязывала ко многому. Теперь ему приходилось держать «макаровскую марку».
Так в морской толковый словарь вошел термин «пластырь Макарова». К слову сказать, принятый почти сразу в европейских морских государствах, а потом лишь в России. И то лишь во многом благодаря поддержке авторитетного командующего броненосной эскадры Балтийского моря, прославленного героя Севастопольской обороны вице-адмирала Г. И. Бутакова.
Именно он издал в марте 1873 года приказ по эскадре, в котором в пользу изобретателя говорилось следующее:
«На судах броненосной эскадры в 1870 году было 3 пластыря лейтенанта Макарова, а с 1871 года все суда снабжаются ими...
Польза всегда готового способа закрыть внезапную пробоину на всяком судне очевидна, и доселе нет для этого лучшего средства, как упомянутый пластырь лейтенанта Макарова».
Поскольку приказ был «именным», то на эскадре офицеры окрестили его «макаровским». Думается, что создателю пластыря лестно было слышать такие слова.
События не заставили себя долго ждать. «Пластырь Макарова» впервые нашел свое применение в летнюю кампанию 1870 года. Утром 10 июля пароход «Ильмень» ударился на полном ходу о подводный камень. Судно получило большую пробоину в носовой части и в правом борту и стало быстро погружаться в воду. Пароход спасло то, что глубина не превышала высоту его бортов.
Начались работы по спасению «Ильменя». Первые дни водолазы даже не смогли подойти к пробоине, так как грунт оказался рыхлым, илистым. Только 12-го числа начали спасательные работы. Носовую часть судна удалось приподнять над водой двумя «раздутыми мешками». 15-го числа на пробоину наложили «пластырь Макарова». Затем его усилили подведенным парусом (марселем), сложенным втрое. После этого водолазы смогли заделать подводную пробоину. После необходимого ремонта судно снова вошло в строй.
Вице-адмирал Бутаков был очень доволен, что макаровское изобретение в самом скором времени нашло успешное применение. В приказе, в котором говорилось о серьезности происшествия с пароходом, говорилось:
«Пластырь для пробоин мичмана Макарова пригодился для «Ильменя»...»
Для начинающего офицерскую карьеру Степана Осиповича Макарова это было большой победой, которая окрыляла его на последующие научные открытия, на новые технические новшества. Он (и не только он) понимал и то, что теперь его имя навечно вошло в кораблестроительную науку, в морское дело.
Важнейшее же предложение изобретателя — выравнивание судна затоплением поврежденных и соседних водонепроницаемых помещений — Морской технический комитет едва ли не единодушно назвал великой ересью. Его членов страшила мысль пустить по собственной воле (?!) внутрь «родного» корабля многие тонны забортной воды.
Таких рискованных предложений мировая морская практика еще не знала! Это была уму моряка непостижимая мысль. В Морском техническом комитете обнародование предложения мичмана, известного большинству его членов по серьезным научным публикациям на страницах авторитетного «Морского сборника», вызвало бурю непонимания и «профессионального негодования»:
— Когда и кто? В каком веке и в какой стране моряки по своей воле пускали в корабль забортную воду?
— Неужели этот мичман не знает того, что на любом паруснике малейшую трещину в корпусе конопатят немедленно!
— Пробоину надо заделывать без промедления, а не затапливать соседний отсек!
— Заделать пробоину, откачать воду — и на тебе, корабль снова имеет ровный киль!
— И как только моряку могла прийти в голову мысль по своему уразумению пустить воду в судно, да еще поврежденное, с пробоиной в корпусе?!
— Мичман Макаров, господа уважаемые члены комитета, представил нам в своей докладной записке великую ересь!
Смелость мысли Степана Осиповича зачастую служила главным «препятствием» для воплощения в жизнь его новшеств. Так случилось и здесь. Понадобилось целых 35 лет (!), гибели самого Макарова, позора Цусимы и писем в «синих конвертах» выдающегося русского кораблестроителя А. Н. Крылова, нового председателя Морского технического комитета и главного инспектора кораблестроения, чтобы признать справедливость идеи 22-летнего мичмана Макарова.
Крылов тогда во всеуслышание заявил членам Морского технического кабинета, не согласным с ним:
— Мичман с «Русалки» для мирового кораблестроения и престижа Отечества сделал не менее, чем вице-адмирал Макаров для обороны Порт-Артура.
Главному инспектору кораблестроения возражали не в один голос его коллеги:
— С водой моряки боролись все века. Задача была для них одна — не пускать воду в свой плавучий дом. Иначе гибель.
— А вот Степан Осипович на примере броненосной лодки доказал, что этого врага моряки лучше всего могут победить в собственном доме. Сперва нейтрализовав его там и тем самым спасая судно, а затем откачивая воду обратно в море.
— Но кто же нас поймет на флоте, если мы одобрим макаровскую идею? Кто?
— Только моряки и наука кораблестроения. И в будущем — экипажи спасенных водонепроницаемыми переборками судов...
Особенно действенными в той «войне» настойчивого Крылова против своих подчиненных по комитету оказались письма в «синих конвертах». В них по традиции российского чиновничества рассылались письма о предстоящем ближайшим приказом увольнении получателя с государственной службы. Первые же «синие конверты» возымели свое действие на тех, кому увольнение еще только грозило.
Дельные предложения «излишне энергичного» мичмана, да еще «сомнительного происхождения» доставили столоначальникам Морского министерства массу «ненужных» хлопот. Ведь на каждое письмо им приходилось «дельно» отвечать в установленные свыше сроки. Однако «спасительный выход» в подобных случаях все же имелся. От «беспокойных» корабельных людей в царском флоте избавлялись просто, отправляя их в дальние плавания «проветриться».
Такие океанские походы могли продлиться и год, и два, и три. Смотря куда пошлют корабль-парусник в кругосветку. А за это время воды утекало, как говорится, много. Так поступили и в данном случае.
Осенью 1870 года мичмана Степана Макарова назначают на паровую шхуну «Тунгус», уходившую с Балтики в Николаевск-на-Амуре. Плавание по Атлантике и Тихому океану оказалось не из легких и продолжалось около семи с половиной месяцев. Постоянные ходовые вахты в штормовую погоду дали немало пищи для последующих размышлений о значении морской выучки экипажа и «бодрости» его духа.
На шхуне «Тунгус» Макаров исполнял должность судового ревизора, то есть хозяйственника. В одном из своих писем, отправленных по пути в Россию, он спрашивал:
«Знаете ли вы, что такое ревизор?
Если не знаете, то я вас познакомлю несколько с этой обязанностью. Это старший над комиссаром, над канцелярией, управляющий всем судовым имуществом, словом, вроде келаря в монастыре, то, чем был Авраамий Пали-цын, если только не ошибаюсь.
