Приходилось, знаете ли, ходить по разным конторам, штабам, хлопотать, просить, клянчить. Ну, словом, приходилось делать то, чего по доброй воле я никогда бы не стал делать».
При повторной попытке прохода Магелланова пролива паровая шхуна, которой командовал капитан Григораш, получила повреждения: погнулся задний ахтерштевень и сломался горбыль винта. Только с помощью случайно оказавшегося рядом чилийского корвета, взявшего русский военный корабль на буксир, «Тунгусу» удалось пройти Магелланов пролив и встать на ремонт в порту Вальпараисо.
Перед этим на шхуне произошел нешуточный конфликт между командиром корабля Григорашем и мичманом Макаровым. Суть происшедшего Степан Осипович изложил в одном из своих писем:
«...В один прекрасный день командир пригласил нас, офицеров, к себе. Каждый догадывался, что командир хочет повернуть оглобли. И действительно, когда мы собрались к нему в каюту, он разложил перед нами карты Магелланова пролива, рассказал нам путь и, убеждая в невозможности идти далее, просил, чтобы мы выразили свое мнение. Это совещание мне напоминало бывший недавно Великий собор, где папа настаивал, чтобы его непогрешимость была возведена в степень догмата...
Первым должен был высказаться, как самый младший, механик. «Идти далее невозможно», — сказал он. Штурманский офицер тоже сказал, что далее идти он находит неблагоразумным. Дошла очередь до меня. Я заявил, что мы шли чересчур апатично, не всегда пользовались хорошей погодой и ветром; что мы не приложили еще всех наших сил, чтобы провести шхуну. И что к убеждению, что переход через Магелланов пролив для нас невозможен, я приду только тогда, когда не останется ни одной меры, которую мы не испробовали бы!..
Капитан был положительно взбешен и скоро свернул на то, что считает себя не вправе рисковать жизнью полсотни людей, зная наверное, что он подвергнется за это суду, он тем не менее берет на себя смелость повернуть обратно! Последние слова он сказал почти со слезами на глазах.
Жаль становится человека, как подумаешь, что он мучится и страдает ни за что, — или лучше сказать — из-за своей трусости. Это сущий Дон Кихот: малейшее дуновение ветра он принимает за ураган, туча кажется ему предвестником страшной бури, а облака, за которыми он вечно следит, как нарочно ходят по небу по всем направлениям, не давая ему покоя ни днем, ни ночью!..
Сергей Александрович Зарин, тронутый положением капитана и не желая ему зла, говорил мне, что хочет подписать протокол комиссии о «невозможности пройти Магеллановым проливом». Бог его знает! Он человек хороших убеждений, но не тверд в них...
Я же твердо стоял на своем и не хотел подписывать протокол... шхуна вернулась обратно в Сэнди-Пойнт, где командир решил подождать два месяца, — затем попробовать свои силы еще раз...»
В той конфликтной ситуации позиция мичмана Степана Макарова вполне понятна. Он считал истинным позором то, что паровая шхуна «Тунгус», идущая под российским военно-морским флагом, оказалась не в состоянии самостоятельно пройти Магелланов пролив. Тот пролив между Южной Америкой и островом Огненная Земля, который на протяжении нескольких столетий проходили сотни и сотни судов самых различных государств.
Судовой ревизор в присутствии офицеров «Тунгуса» прямо сказал растерянному капитану судна:
— Андреевский флаг должен развеваться в море, а не на позорном отстое в Сэнди-Пойнте.
— Что же мне тогда делать, как командиру корабля, находящегося в опасности? Скажите. Может быть, вы и это знаете, Макаров?
— Знаю. «Тунгус» должен пройти через Магелланов пролив своим ходом...
Во Владивостоке, в штабе Сибирской военной флотилии мичмана Макарова ожидала на удивление приятная весть. Высочайшим императорским приказом от 1 января 1871 года он производился «за отличие» в лейтенанты. Одновременно он награждался за мореходные труды в кругосветке немалой для молодого флотского офицера денежной суммой в 200 рублей. Выдали ему премию «экономные» флотильские казначеи не серебром, а бумажными ассигнациями, покупательная способность которых была ниже «звонкой» монеты.
Столь быстрое производство офицера в следующий чин в мирное время считалось на флоте случаем из ряда вон выходящим. Мичманом. Макаров ходил всего полтора года. Очередное звание он получил по представлению адмирала Григория Ивановича Бутакова, прозорливо видевшего в Макарове великого бойца на море. При прохождении представления по инстанциям едва ли не самую решающую роль сыграла личность Бутакова, его популярность как командира прославленного в годы Крымской войны парохода-фрегата «Владимир», большие заслуги в обороне Севастополя.
Бутаков действительно ходатайствовал за безвестного выходца с берегов Тихого океана, с таким трудом до времени получившего производство в гардемарины. В Морском министерстве перечить настойчивому адмиралу не стали. Ведь речь шла о малом — всего лишь о лейтенантских погонах. Да к тому же для человека «примерного поведением и службой».
Прибыв на Дальний Восток, «Тунгус» стал, по мнению неуемного Макарова, совершать бесцельные прибрежные плавания. Да еще с постоянными проблемами снабжения паровой шхуны углем. Обязанности хозяйственника — судового ревизора и постоянные конфликты по службе с капитаном заставили молодого офицера подумывать над поступившими перспективными предложениями перейти в Амурское пароходство, оставив военную службу.
Поводом для таких размышлений стали встречи во Владивостоке со старым знакомым по плаванию на «Богатыре», тогда гардемарином Генрихом Изенбеком. Оставив флотскую службу, он основал коммерческое «Товарищество пароходства по рекам Амурского бассейна». Пароходы «Товарищества» совершали рейсы и в китайские порты, в том числе в Ханькоу за чаем. Владелец амурского пароходства, хорошо зная капитанские достоинства и богатейший опыт морехода Степана Макарова, рисовал перед ним вполне реальные, увлекательные перспективы после оставления военно-морской службы:
— Степан, ты только осознай факт: не с твоим капитанским и штурманским дарованием ходить провизором на какой-то шхуне. Она же ни корвет, ни броненосец.
— Генрих, я надеюсь, что должность провизора в моем послужном списке не будет последней. Надеюсь, что такая служба продолжительной по годам не будет.
— Но какая тебе может быть карьера на Сибирской эскадре. Здесь-то и больших кораблей нет.
— Они еще будут. А чем у тебя в товариществе можно увлечься мне как моряку?
Многим, скажу откровенно. Получишь пароход постройки последних лет. Новейшее коммерческое судно, на котором все топки в исправности. И с углем проблем нет. Команду подберешь сам — я тебе в этом доверяю.
— Но ходить только по Амуру — для меня это не перспектива. Ведь я мореход с опытом.
— Про тебя, Степан, я давно все знаю. Будешь ходить из Николаевска в китайские порты за чаем. Брать придется и другие купеческие грузы.
— Генрих, дай мне подумать. Все же надеюсь, что у меня по службе все уладится.
— Подумай хорошенько. Но поверь мне, что жизни тебе на «Тунгусе» не будет. Так что становись, Макаров, гражданским капитаном парохода...
