Книга Жестяной барабан, страница 25. Автор книги Гюнтер Грасс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Жестяной барабан»

Cтраница 25

Это Городской театр, это драматическая кофемолка своими закатными окнами притянула мои новоявленные, мои впервые испробованные у нас на чердаке, я бы даже сказал граничащие с маньеризмом, звуки. Через несколько минут различной силы крика, который, однако, ни к чему не привел, мне удалось издать крик почти беззвучный, и с радостью, с предательской гордостью Оскар мог отрапортовать себе: два средних стекла в левом окне фойе вынуждены были отказаться от солнечного света и представили взору два черных, требующих скорейшего застекления четырехугольника.

Теперь следовало закрепить успех. Я выступал подобно современному художнику, который являет свой найденный после многолетних поисков стиль, одаряя потрясенный мир целой серией равнопрекрасных, равнодерзновенных, равноценных, а порой даже и равновеликих проявлений своей творческой манеры.

Менее чем за четверть часа мне удалось лишить стекол все окна фойе и часть дверей. Перед театром начала собираться взволнованная, как можно было судить отсюда, толпа. Зеваки всегда найдутся. Почитатели моего искусства меня не слишком занимали, Оскара же они побудили действовать еще более строго и более формально. Только я вознамерился, проведя еще один дерзкий эксперимент, обнажить потайную суть вещей, а именно через открытое фойе, сквозь замочную скважину в дверях направить в еще темный зрительный зал совершенно особый крик, дабы поразить гордость всех держателей абонементов — театральную люстру со всеми ее отшлифованными, зеркальными, преломляющими свет многогранными висюльками, как углядел в толпе перед театром ржаво-красную ткань: это матушка совершала обратный путь из кафе Вайцке, выпив кофе и покинув Яна.

Впрочем, нельзя не признать, что Оскар адресовал свой крик и роскошной люстре. Но успеха он, судя по всему, здесь не имел, ибо на следующий день газеты сообщали только о треснувших по загадочным причинам окнах и дверях фойе. Полунаучные и научные изыскания в фельетонном разделе прессы еще много недель заполняли столбцы невероятной чепухой. Так, «Новейшие вести» использовали для объяснения идею космических лучей. Люди из обсерватории, иными словами высококвалифицированные деятели умственного труда, рассуждали о пятнах на солнце.

Со всей возможной скоростью, которую только допускали мои короткие ноги, я скатился вниз по винтовой лестнице и, немного задохнувшись, применился к толпе перед театральным порталом. Ржаво-красный осенний комплект матушки не сиял больше сквозь толпу, не иначе, она в лавке у Маркуса, возможно, рассказывает там о бедах, которые натворил мой голос, а Маркус, принимающий и мое запоздалое развитие, и алмаз в моем голосе как нечто вполне естественное, думалось Оскару, двигает кончиком языка и потирает изжелта-белые руки.

Но от порога лавки моему взору представилась такая картина, которая сразу же заставила меня позабыть про голос, режущий стекло на расстоянии, ибо: Сигизмунд Маркус стоял да коленях перед моей матерью и все плюшевые звери, медведи, обезьяны, собаки, даже куклы с закрывающимися глазами, равно как и пожарные машины, и лошадки-качалки, и все паяцы, охраняющие его лавку, казалось, тоже готовы вместе с ним рухнуть на колени. Он сжимал двумя руками обе руки матушки, демонстрируя коричневатые, поросшие светлым пушком пятна на тыльной стороне ладони, — и плакал.

У матушки тоже был серьезный, соответствующий ситуации взгляд.

Не надо, Маркус, — говорила она, — пожалуйста, не надо здесь, в лавке.

Но Маркус не унимался, и в речи его звучала не забываемая для меня, заклинающая и в то же время утрированная интонация:

Не делайте этого больше с Бронски, ведь он работает на Польской почте, на Польской, добром оно не кончится, верьте мне, потому что он с поляками. Не делайте ставку на поляков, если уж хотите делать ставку, ставьте на немцев, потому что они поднимутся не сегодня, так завтра, они и сегодня уже поднимаются, их уже видно, а фрау Агнес все еще делает ставку на Бронски. Ставьте тогда на Мацерата, он у вас есть, если уж хотите ставить, или, если, конечно, пожелаете, ставьте на Маркуса и будьте с Маркусом, потому что он недавно окрестился. Поедем с вами в Лондон, фрау Агнес, у меня есть там свои люди и есть документы, если только пожелаете уехать, а если вы не хотите с Маркусом, потому что его презираете, ну тогда презирайте. Только он просит вас от всего сердца, чтоб вы не делали ставку на этого психованного Бронски, который так и останется при Польской почте, а Польше скоро конец, потому что скоро они придут, немцы-то.

Но именно когда матушка, потрясенная таким количеством возможностей и невозможностей, хотела разрыдаться, Маркус увидел меня в дверях лавки и, выпустив одну руку матушки, указал на меня пятью красноречивыми пальцами:

— Вот, пожалуйста, его мы тоже возьмем в Лондон, пусть как принц там живет, как принц!

Тут и матушка на меня поглядела и чуть улыбнулась. Может, подумала про пустые окна фойе, а может, виды на другую столицу, на Лондон, ее развеселили. Но, к моему великому удивлению, она замотала головой и сказала небрежно, словно отказывалась от приглашения на танцы:

— Благодарю вас, Маркус, но ничего у нас и в самом деле не получится — из-за Бронски.

Восприняв дядино имя как сигнал, Маркус быстро поднялся с колен, сложился, будто нож, в поклоне и произнес: — Вы уж не серчайте на Маркуса, я так и думал, что вы изза него не хотите. Когда мы вышли из лавки в пассаже, Маркус, хотя время еще не подошло, запер ее снаружи и проводил нас до остановки пятого трамвая. Перед фасадом Городского театра до сих пор стояли прохожие и несколько полицейских. Но я не боялся и почти не вспоминал о своих победах над стеклом. Маркус нагнулся ко мне и прошептал скорее для себя, чем для нас: Как он все у нас умеет, маленький Оскар! Бьет в барабан и устраивает скандал перед театром. Матушку, проявившую при виде осколков заметную тревогу, он утешил движением руки, а когда пришел трамвай и мы сели в прицепной вагон, он еще раз произнес свои заклинания, тихо, опасаясь чужих ушей:

— Ну ладно уж, оставайтесь с Мацератом, который у вас есть, а на Польшу больше не ставьте…

Когда сегодня, лежа или сидя на своей металлической кровати, но барабаня в любом из этих положений, Оскар вновь отыскивает путь к Цойгхаус-пассажу, каракулям на стенах темниц в Ярусной башне, самой башне, смазанным маслом орудиям пытки, за колоннами — трем окнам в фойе Городского театра и снова к Цойгхаус-пассажу и лавке Сигизмуида Маркуса, чтобы суметь точно воспроизвести отдельные детали того сентябрьского дня, ему приходится одновременно искать страну поляков. Но чем он ищет ее? Да своими барабанными палочками. Ищет ли он страну поляков также и своей душой? Он ищет ее всеми органами чувств — но ведь душа не орган.

Я тоже ищу страну поляков, которая «сгинела», которая еще раз не «сгинела». Другие говорят: скоро сгинет, уже сгинела, снова сгинела. Здесь, в этой стране, начали заново искать страну поляков с помощью кредитов, фотоаппаратов, компасов, радаров, волшебных палочек и делегаций, гуманизма, лидеров оппозиции и союзов изгнанников, что до поры, до времени уложили в нафталин свои национальные костюмы. Покуда здесь, в этой стране, ищут страну поляков душой, наполовину с Шопеном в сердце, наполовину с идеями реванша, покуда они ставят крест на четырех разделах Польши и уже замышляют пятый, покуда они летят в Варшаву на самолетах «Эр Франс» и выражают сожаление, возлагая веночек на том месте, где некогда было варшавское гетто, покуда в этой стране намерены искать страну поляков с помощью ракет, я ищу Польшу на моем барабане, я выбиваю: сгинела, еще не сгинела, снова сгинела, ради кого сгинела, скоро сгинет, уже сгинела. Польска сгинела, все сгинело, «Еще Польска не сгинела».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация