Наш деревенский мясник, знаменитый своими ливерными колбасами, запаял две длинные палки в специальную полиэтиленовую пленку…
Так они и отправились в путешествие?
Уложенные между носками и рубашками?
Именно так. А мясник потом получил благодарственное письмо на красивом бланке из пекинского посольства.
Сделал для него рамку и повесил в своем магазине рядом с профессиональным дипломом мастера-мясника.
А перед тем как колбасы отправились путешествовать, наша Марихен несколько раз щелкнула их, потому что Старик…
Паульхен выкладывал их перед ней так и эдак. Рядышком, крест-накрест. Она вплотную подносила объектив, ложилась на стол…
Папа сказал: «Интересно, что нам поведают эти колбасы».
Щелкая, она что-то бормотала. Было похоже на китайский.
А вот присмотреть за нами троими Старушенция толком не сумела.
Однажды она даже швырнула башмак в Тадделя, который, по ее мнению, слишком обнаглел. «Стервец! Стервец!» — кричала она.
С ней такое бывало, когда она злилась из-за того, что ты опять вернулся слишком поздно.
Тут она могла с катушек съехать.
Начинала потихоньку пить.
Но старалась, чтобы мы не замечали, когда она перебирала лишнего.
Я-то все равно ничего не замечал, взахлеб читая все, что попадало под руку. Или уходил в Глюкштадт, где у меня завелся приятель, который хоть и занимался темными делишками, но вообще-то был ничего…
Как его звали?
Он был старше меня. Как звали — не важно. Мне он нравился, потому что ни черта не боялся. Нет, Пат!
Я же сказал: как звали — не важно. Но наше знакомство имело печальные последствия, так как мы…
Но сначала папа с Ромашкой вернулись из путешествия. Каждому привезли подарки. Уж не помню что…
Согласитесь, Марихен не стала ябедничать про наши залеты. Особенно про то, как ругалась с Тадделем и со мной, про наши школьные дела и прочее.
Верно, Старушенция нас не выдала.
Тут она не подкачала.
Даже не съязвила насчет моей деревенской девчонки. У той родители были обычными людьми, в путешествия не ездили… Не то что папа. Он вернулся из Китая с сумасбродной идеей. Сразу засел за книгу, которую назвал «Головорожденные». Речь там шла о том, что мы, немцы, больше не хотим рожать детей, а потому скоро вымрем; зато в Китае и в других странах детей очень много, даже слишком. Книжка получилась небольшой.
Поэтому наша Мария ему не понадобилась.
Он сам все придумывал, так что снимать было нечего.
А может, фотографии ливерных колбас, которые она наверняка проявила еще до поездки в Китай, дали ему достаточно материала для новой книги; ведь он с этими колбасами…
Так или иначе, Марихен осталась безработной. Целыми днями бродила по дамбе. Хотя «Агфа» болталась у нее на шее и Марихен иногда даже что-то щелкала, но снимала она только облака, а при ясной погоде — лишь небесную синь, где вообще ничего не было…
Все это продолжалось и дальше, потому что, закончив книгу, где среди вещей второго плана немаловажную роль играли сфотографированные колбасы, отец устроил довольно большой перерыв.
Мы к таким паузам не привыкли, Ромашка — тоже.
Было странно, что он сидел у себя в доме за дамбой и только лепил из глины фигуры…
Все размышлял о чем-то.
Видно, он уже тогда догадывался, что на человечество надвигаются серьезные проблемы с климатом, атомной энергией и прочим…
В общем, перерыв затянулся. На год или даже больше, а у меня в школе дела опять пошли наперекосяк. Остался на второй год, пришлось переводиться в вильстерское реальное училище, где я…
А ведь, несмотря на проблемы, ты сам стал школьным учителем и только позднее занялся кинопроизводством — вероятно, из-за того, что в школе…
…и Таддель хотел доказать…
Говорят, ты был строг, но справедлив, поэтому ученики любили тебя.
В одну пору — слух долетел даже до моего фермерского хозяйства — ты решил сделаться полицейским. Но Ромашка якобы сказала: «Что же ты, Таддель, будешь делать, если по соседству, на атомной электростанции, все мы примем участие в акции протеста? Твои братья Яспер и Паульхен, а еще Пат и Жорж? Примешься лупить нас резиновой дубинкой?»
На это я не способен, абсолютно. Хотя тогда я был безразличен к протестам против атомной энергетики… Потом мне пришла в голову идея стать специалистом по гостиничному бизнесу. Я даже предпринял такую попытку.
Вот уж был театр, когда Таддель уезжал в Мюнхен.
На глюкштадтском вокзале ты еще делал вид, будто у тебя все в порядке. Наша Мария, которая брала свою фотокамеру все реже, специально пришла туда с ней, чтобы из полуприседа щелкнуть тебя в тот момент, когда ты садился в поезд.
А когда поезд тронулся, она побежала следом, щелкая на бегу…
Да еще кричала: «Я буду скучать по тебе, Таддельхен, хоть ты и стервец!»
Прощальные снимки.
Только мы ни одного не увидели.
Даже я. Наверное, получилось предсказание катастрофы в серийном исполнении.
Верно. Минуло всего несколько дней после отъезда, как от Тадделя посыпались письма, через день, все адресованы Ромашке, ни единого письма папе…
Строчки залиты слезами, настолько сильно ты тосковал по дому…
Ах, бедняжка!
Видно, нелегко прижиться на новом месте.
Глядите: Нана всплакнула от одного только рассказа про то, как Таддель…
«Хочу домой!» — ныл ты, прямо как Инопланетянин из фильма «Е.Т.». Этот сморщенный гномик, который все хотел позвонить.
Старик, впрочем, говорил: «Все утрясется. Он должен сам с этим справиться», — однако потом и он согласился с тем, что Ромашка уже давно решила: «Пусть наш Таддель вернется. Его тоска по дому — не каприз. Ему действительно нужна семья». Даже Мария, которая часто ругалась с Тадделем, сочла такое решение верным.
Когда Таддель вернулся, устроили праздник.
Ах, наверное, было чудесно.
У меня-то было скверное настроение, когда я приплелся назад.
Брось! Ты был рад до чертиков, что возвращаешься в школу…
…хотя вскоре она тебе вновь обрыдла.
Как и мне. Тут мы были схожи.
Только у Яспера не бывало проблем с учебой.
А неприятности его все равно не миновали.
Какие? Из-за чего?
Ну, давай уж — рассказывай о своем приятеле из Глюкштадта.
Сначала о крысе, потому что дурацкая история с моим приятелем открылась через несколько недель после Рождества. До этого все было в порядке. Таддель вернулся. Паульхен слонялся по деревне или торчал у Марии. Ромашка занималась подарками. Каждому готовила сюрприз. И правда, под рождественской елкой оказалось то, о чем Старик давно мечтал, хотя все мы считали его пожелание обычной бредовой идеей, однако, будучи людьми деликатными, лишь слегка посмеивались; это была клетка со здоровенной крысой.
