Омар был в замешательстве. Если бы он с самого начала повиновался Низаму и убедил Малик-шаха в том, что звезды предсказывают ему неудачу, если султан вернется в Хорасан, то Малик-шах мог бы не позорить престарелого визиря.
– Письмо, – продолжала Айша, – принес голубь, прилетевший с тех гор.
После того как она сказала об этом, Омар затих. Когда они остановились в первом окруженном стеной городе на исфаханской дороге, он спустился с носилок и попросил Исхака принести одного из голубей из плетеной клетки, которую он поручил заботе привратника. Когда ему принесли предметы для письма и трубочку для записки, он написал на маленьком квадратике бумаги: «Я принял решение. Твоя дорога не станет моей, но о том, что видел в твоем доме, я ничего никому не скажу, пока никто не станет наносить вред моему дому».
Эту записку без обращения и подписи он скатал в трубочку и привязал к ноге голубя, у которого было подрезанное перо и красная метка. Это означало, что птица была действительно из аламутской пары. Когда он подбросил голубя в воздух, тот взмыл и сделал один круг над городом. Затем он повернул на север, к далеким горам.
Айша и Исхак, заинтригованные его приготовлениями, наблюдали за ним с открытыми ртами.
– Он полетел прямо в обитель магов, – заметила рабыня.
– Похоже на то, – расстроился привратник. – Это либо просьба, либо заклинание. – С джиннами лучше так иметь дело. Еще никто не вернулся, войдя в берлогу медведя.
Часть пятая
Глава 1
Улицы Исфахана в конце южной дороги и подвалы Сына Огня
Для Айши город Исфахан казался сплошным праздником. Шелка на базаре радовали глаз своим неповторимым блеском. Она покупала в больших количествах оранжевый, и фуксиновый, и великолепный пурпурный, в то время как Исхак, присматривавший за ней, ворчал, что это не вписывается ни в какие рамки, когда позволяют симпатичной рабыне делать самой покупки на базаре. Ее слух обострялся, заслышав любую сплетню, передаваемую шепотом, а в Исфахане сплетен передавалось хоть отбавляй. Все это было намного увлекательнее, чем сидеть в одиночестве в пустынном саду. Даже Исхак получал удовольствие от сознания своей важности – он нанял пару стражников, чтобы сопровождать их на всякий случай тогда, когда он не сидел в парадной форме у дверей нового дома Омара.
Его господин стал единственным фаворитом Малик-шаха, и вход в его дом оказывался в настоящей осаде от соискателей покровительства. Их лошадей и конюхов можно было видеть с рассвета и до вечерней молитвы. Исхака распирало от счастья, когда он продержал весь день камергера Сипаф-силара, командующего всеми армиями империи, пришедшего с просьбой, пока Омар не закончил чтение одной из своих книг.
– Не вытягивай ноги дальше своего коврика, – предостерегал Джафарак привратника, когда Исхак рассказал ему об этом, – а то ты узнаешь, как жалят скорпионы.
– Да ладно, мои ноги никогда не окажутся там, где должна быть голова.
Джафарак проводил время в скитаниях по пустым переулкам, и это казалось Исхаку безмозглым времяпрепровождением, когда у ворот дома Омара можно было делать большие деньги, поскольку каждый исфаканец, который приходил к дому Омара с просьбой, давал небольшую мзду привратнику. Исхак сильно сожалел, что его хозяин уделяет просителям так мало внимания.
Вместо того чтобы полностью игнорировать голытьбу, подыгрывать именитому дворянству и ради выгоды устанавливать связи с купцами, Омар слушал их с безразличием и разговаривал резко и бесцеремонно. Он даже умудрился уверить их, что не является тайным советником, когда все посетители прекрасно знали, что к нему прислушивается даже сам Малик-шах.
– Это все потому, что он не может бросить свою тяжелую работу со звездами, – пришел к заключению Исхак, – он сердится. Вот ведь как, он самый разумный из ныне живущих, а все равно не знает, как ободрить эмира, который хочет купить пост лекаря султана. Валахи, что за несчастье!
Айша не задумывалась над этим, но она инстинктивно понимала, что, если Омар станет обычным царедворцем, Малик-шах перестанет доверять ему столь безоговорочно. По ее мнению, самым правильным было просто получать покровительство человека, который в одночасье мог поставить четыреста тысяч сабель под свои знамена.
Она любила сидеть на затененном балконе их дома, наблюдая за площадью перед домом, когда Малик-шах прибывал посмотреть игру в поло где-то за полдень. Тогда она могла восхищаться тюрбанами высокопоставленных эмиров, кичливо украшенными драгоценными камнями, плащами из дамаста или шитыми золотом, да и самим султаном, сидевшим напротив под атласным навесом, с Омаром, стоявшим подле него. Всадники гоняли мяч, пытаясь попасть в тяжелые мраморные ворота, с криками и звоном, издаваемыми музыкантами, когда игра заканчивалась по единому слову Малик-шаха, – все это, казалось, только усиливало положение Омара. Айша надкусывала обсахаренный имбирь и ревниво наблюдала за другими прикрытыми чадрой женщинами, которые, как ей казалось, ловили взгляды астронома султана.
Только когда она услышала, как он разговаривает с закутанным в шерсть суфием, сидя на крыше в одну из ночей, она запротестовала. Суфий заявил, что во все времена только Аллах знал, чему суждено быть.
– Следовательно, он знал, что я буду пить вино, – сказал Омар. – Тогда мне не остается ничего иного, как подчиниться ему.
Это напугало Айшу, и, когда суфий ушел, она подошла к Омару и прижалась щекой к его рукам:
– Ты плохо себя чувствуешь, о мое сердце, если высмеиваешь то, что предначертал Аллах. Посмотри на благополучие и роскошь, которые он обрушил на твою голову.
Он сразил ее своим взглядом – рабыня испугалась его демонического взгляда.
– Когда ты умрешь, Айша, сможешь ли ты забрать это богатство и роскошь с собой?
– Я не знаю, – ответила она, задумчиво трогая пальцами серебро на своих запястьях.
– Радуйся тому, что у тебя есть сейчас, поскольку, поверь мне, второй жизни не будет.
Губы ее дрогнули, и она сдержала всхлипывание.
– Не переживай, Айша, – он взял ее за подбородок, – я не променяю тебя на все обещания рая.
– Даже на призрак, который ждет на плоту на озере?
– На кого? О… – Омар задумался и покачал головой. – Даже на нее.
Вдохнув удовлетворенно, Айша провела пальцем по его лбу, носу, губам. Но она продолжала ежедневно посещать самую большую мечеть и молиться. В глубине души она надеялась, что после того, как окончится ее жизненный путь здесь, на земле, ей будет позволено встретиться с Омаром в раю. Мысль, что неверная, сотканная из мечты златовласка, может ожидать его у порога рая, чтобы заключить его в страстные объятия, наполняла ее беспричинным гневом.
Малик-шах не проявлял стремления освободить Омара от необходимости присутствовать на государственном совете. После смещения Низама султан сконцентрировался на постижении административных знаний под руководством своего астронома. Он полагал, что рост могущества империи и его собственные победы были достигнуты благодаря предсказаниям Омара. Без сомнения, в основе его деяний лежало провидение Всевышнего, но чтение по звездам определяло для него, что он должен делать.
