Соответственно, Кир ехал впереди, с авангардом асваранцев, среди которого оказались одни лишь опытные воины-германии. Это утро на тропе волновало его кровь, он был весел и подгонял воинов, будто они участвовали в охоте на оленя. Ничто не предвещало им близкую встречу. Впереди ущелье сужалось, переходя в скалистый перевал, засыпанный валунами. У прохода столпились беглецы, которые не смогли его преодолеть на полном скаку. Обнаружив, что загнаны в угол, они повернулись, подняв щиты и копья. На одном щите сверкал грифон, символ Абрадата, бывшего глашатаем Мидии. Он держался в тылу своих людей.
Энергичные персы немедленно напали на мятежников. Они не стали останавливаться и доставать луки. Масса атакующих нисайцев вломилась в ряды бунтовщиков, разбросав коней мидян по краям ущелья и отправив всадников на землю. Через несколько минут все мидяне были или мертвы, или совершенно беспомощны из-за полученных ранений.
У Кира победа вызвала пылкое ликование, словно ему удалось убить быстроногого оленя. В этом ущелье он уничтожил единственного знатного мидянина, сопротивлявшегося его власти. Эмба, державший на поводу запасного боевого коня, почувствовал в этом предзнаменование.
— Красны стены ущелья, красна и земля под ними.
Щит Абрадата принесли Киру, но тело вождя среди других убитых распознать не смогли, хотя он, безусловно, был со своими воинами. Персы плохо знали его в лицо, а мидяне отказались указать тело. Когда подошли основные силы лашкаргаха, Кир увидел Амитис, направлявшуюся к месту боя, держа за руку другую, укрытую покрывалом женщину.
— Если ты ищешь господина Абрадата, — крикнула Киру жена, — вот та, кто его найдет.
Другая женщина была лидийка, моложе Кира, и держалась рядом с крытой повозкой, которую он выделил своей эламской жене, забеременевшей в путешествии. С согласия Кира Амитис взяла себе в спутницы лидийку Пантею. Кир вспомнил, как его жена несколько раз упрашивала его помиловать Абрадата, говоря, что теперь, когда Астиаг лежит в могиле, Абрадат освободился отданной им клятвы верности и может согласиться служить ахеменидскому монарху. Однако Кир не желал предлагать службу человеку, поднявшему против него оружие.
— Как эта женщина его найдет? — спросил он.
— Пантея ему жена.
Они наблюдали, как укрытая покрывалом женщина быстро двигалась среди воинов. Ее темная голова склонялась, чтобы заглянуть в лица мертвецов, лишенных оружия и железных туник. Увидев, как Пантея пала на колени, Кир коснулся руки жены.
— Там. Ступай и утешь ее. Скажи, что я, Кир, предлагаю с почестями отправить ее, куда она пожелает. Женщинам я не причиняю вреда.
— Твое милосердие является слишком поздно, — тихо произнесла дочь Губару.
Когда Кир отозвал своих людей и подошел сбоку к Пантее, то увидел, что она обрела мужа. Обеими тонкими руками она сжимала его меч. Покрывало скрывало ее лицо, тело неподвижно лежало на его трупе, и темная кровь, вытекавшая из горла, окрашивала ей одежды.
— Видишь, — сказала Амитис, — вслед за мужем она проделала очень длинный путь. Оказывать ей почести теперь и в самом деле слишком поздно, Кир.
* * *
Случилось так, что Ахеменид и его всадники преследовали уцелевших беглецов, когда столкнулись с кави Виштаспой. И впоследствии из-за этой встречи многое приключилось с персами и всем остальным миром.
Они шли через водораздел, переходя от Красного ущелья на склоны, мокрые от сверкавшего на солнце дождя. Хотя зима уже была на носу, но до этого момента за всю последнюю луну на них не упало ни капли. Эмба указал на откормленные стада скота и улей, выстроившиеся рядами вдоль террас с виноградниками. Он показал своему хозяину синюю водную гладь вдоль горизонта, и они сразу же почувствовали тепло внутреннего Гирканского моря. Кир рассудил, что его теплая влага, наталкиваясь на покрытый пятнами снега горный хребет, несет дожди плодородным землям. И тут они заметили огромного мужчину на гнедом коне, скакавшего от родника к ним. Он закричал, и его голос походил на бычий рев:
— Торговцы смертью, загрязняющие чистую воду, охотники на людей, отзовите ваших псов! Осаживайте, говорю я вам!
Возбужденные битвой мастифы бежали рядом с нисайскими скакунами; Кир приказал взять их на поводки и сам остановился. Он вежливо назвал всаднику-гиганту с топорщившейся седой бородой свое имя и титул. Эмба сказал ему, что это был Виштаспа, кави Варканы-Партавы (царь Гиркании и Парфии).
— Пастух собственной персоной! — прорычал Виштаспа и дважды кивнул головой в войлочной шапке. — Самый наипервейший из принцев-лгунов! — Он наделил удивленного Кира несколькими странными титулами. — Здесь тебе не украсть никаких сокровищ, ведь у меня ничего такого нет. — На его широком веселом лице не было и признака гнева. — Но поскольку ты здесь, зайди в мой дом; смоешь кровь в стоячей воде, не в потоке, посидишь, поешь вволю, расскажешь, зачем пришел, незваный гость, на мирную землю.
Продолжая быстро говорить, он развернул лошадь рядом с Киром и поцеловал его в знак приветствия. Виштаспа был арийским вождем из древнего рода, напоминал Киру отца и на самом деле оказался хоть и очень дальним, но родственником Ахеменидов. Внутри своего поместья, которое он называл Задракартой, расположенного над морем на куполовидной горе, он обратил свой рев против слуг и женщин, приказав выгнать всех цыплят, очистить комнаты от грязи и принести фруктов, чистой воды и свежего молока для Великого царя персов и мидян, оказавших честь его домашнему очагу. Затем его жены в свою очередь засуетились вокруг промокшей дочери Губару.
Несмотря на рычание Виштаспы, комнаты его дома были чисты и душисты. Кир решил, что рычание Виштаспы было страшнее его укусов. В самом деле, он напоминал фыркающего кабана, хотя это животное хрюкало, ощетинивалось и атаковало лишь в целях защиты, чтобы затем броситься в бегство от врага. За воротами Задракарты Кир чувствовал себя в безопасности. Он радовался, что не повел на восток всю армию; такое воинство вызвало сопротивление или же, словно полчище саранчи, обирало всю страну. Немногочисленное его сопровождение могло разместиться между Задракартой и морским берегом, устроиться на ночь на люцерне в крытых соломой сараях. Кир вежливо сообщил Виштаспе, что нигде не встречал такой высокой травы, так глубоко вспаханной земли и таких упитанных лошадей, как здесь.
Гирканский царь ответил не менее любезно:
— В самом деле, моих лошадей можно было бы считать упитанными, но по сравнению с твоими конями они словно мухи рядом с осами. Соглашусь, мой кузен Кир, что земля эта хороша. Раньше ее называли Волчьей страной из-за разбойников, часто приходивших сюда жечь и убивать.
Тень пробежала по его открытому лицу, и Кир предположил, что он скрывает глубокую тревогу. Той же ночью, не будя своего гостя, Виштаспа с семьей отправился в горную пещеру позади их дома. Они ввели в пещеру быка, чтобы принести его в жертву у огня и, согласно ритуалу, разрезать на куски. Затем они ели, пили хаому и пели гимны. К утру их пение приобрело пьяные интонации. Эмба объяснил, что это жертвоприношение было посвящено богу Митре как судье во искупление убийства людей в Красном ущелье.
