Витовт возвратился к себе в лагерь в ярости и не внял предостережению воеводы Спитко Краковского, что надо быть осторожным. Тщеславные литовские рыцари посмеивались над Спитко: «Если боишься смерти, то не стой на пути у нас, ищущих славы».
Литовцы с Витовтом добились своего, и войско их двинулось на татар. У христиан имелись пушки или пищали, и они рассчитывали сокрушить боевой порядок татар этим новым оружием. Но эти неудобные в обращении орудия не возымели действия на противника, сражавшегося рассыпным строем. И скученные воины Витовта пришли в смятение, когда Тимур-Кутлуг атаковал их с тыла. Смятение перешло в бегство, и Витовт пустился наутек с литовскими шляхтичами, оставив две трети своего войска мертвыми на поле боя — в том числе доблестного Спитко, смоленских и галицийских князей. Преследование было жутким и продолжалось до берега Днепра. Киев уплатил дань татарам, и они не поворачивали обратно, некуда не опустошили земли литовского князя до самой Польши.
Эта битва, которой историки не придают значения, вызвала перемены в делах Европы. Поражение литовцев с поляками устранило величайшего врага русских, которые опасались их больше, чем татар. А Витовт пошел войной на Пруссию с тевтонскими рыцарями и — совместно с королем Польши — навсегда сломил их могущество
.
ДВА ВЕЛИЧАЙШИХ ПОЛКОВОДЦА
Сэр Перси Сайке пишет о Тимуре: «Никто из азиатских завоевателей в исторические времена не совершал таких ратных подвигов и потому не снискал славы Тамерлана. Его победы кажутся почти на грани сверхчеловеческого».
Тимур и Чингисхан обладали таким поразительным военным гением, что кажутся почти сверхчеловеками. Как мы ни восхищаемся походами Цезаря, подвигами Ганнибала, вдохновенной стратегией Наполеона, но при размышлении становится ясно, что эти два завоевателя из Азии вместе с Александром Македонским являются величайшими полководцами на всемирной сцене. Их ратные подвиги, возможно, были повторены другими в миниатюре, но в полной мере никогда и нигде.
Чингисхан остается по сей день в значительной степени загадкой, и в Тимуре есть много такого, чего мы не можем понять. Обладал Чингиз совершенным планом покорения всей земли или был вдохновенным варваром? Мы только знаем, что он был мудрым, и эта мудрость оказалась ужасной для мира, в котором мы живем. Мы можем оценить громадные достижения Тимура, осмыслить их, и тем не менее тщетно искать секрет его успеха.
Александр нам понятен; он был сыном Филиппа Македонского, получил в наследие большую армию, в своем завоевании неудержимо прошел по распадающейся Персидской империи и покорил ее. Однако между нами и двумя этими азиатскими воителями находится завеса чуждости иного мира.
Кое-что мы можем сказать с уверенностью. Подобно Александру, они обладали неимоверной стойкостью и какой-то влекущей вперед силой, не пасующей ни перед чем. На этом сходство кончается. Чингисхан был терпеливым, Тимур порывистым; великий монгол в зрелые годы руководил походами из своей ставки, самаркандский эмир обычно находился на поле битвы. Кочевник из Гоби позволял принимать решения советникам и военачальникам, эмир все решения принимал сам.
Было ли это политикой? Или у Чингисхана сподвижники были лучше? Пожалуй, второе. Его китайские советники и четверо полководцев, Субудай, Джебе-нойон, Бурундай и Мухули, были вполне способны сами проводить кампании. После его смерти они — те, кто оставался в живых, — расширили империю. Сайфуддин, Джаку-Барлас, Шейх-Али-багатур и остальные никогда не добивались для Тимура таких результатов.
Монголы тринадцатого столетия обладали врожденной способностью к руководству воинами и неким роевым началом, что приводило к превосходному взаимодействию; татарские воины пятнадцатого века, подобно ганнибаловым, сплочены были непрочно. Без присутствия Тимура их боеспособность уменьшалась наполовину. Монголы могли маневрировать далеко отстоящими друг от друга туменами; перед лицом сильного противника Тимур неизменно выступал единым войском.
Чингисхан обладал замечательным мастерством в организации походов; планировал кампанию до малейших деталей и неделями обсуждал ее со своими военачальниками перед выступлением; блестящий стратег, он избегал боя без необходимости и шел напрямик к уничтожению центра сопротивления и его вождя. Его передвижения окутывали тайна и ужас, позади себя он оставлял чудовищные горы трупов.
Парализующий страх, вызываемый приближением монголов, нам почти невозможно вообразить. Так, например, в некоем захваченном городе один монгольский воин собрал двадцать человек, чтобы предать их смерти. Потом обнаружил, что забыл саблю, и велел этим двадцати ждать, пока он вернется с ней. И все ждали — кроме одного. Он-то и поведал эту историю.
Тимуровы татары не походили на них. Случай, когда Ак-Бога в одиночку преследовал сорок персов, не единичный. Воины Тимура считали себя непобедимыми; его почти сверхъестественная одаренность представлялась им судьбой.
Тимур так же тщательно готовился к походам, как Чингисхан, однако не был столь же совершенным стратегом. Монгол избегал трудностей, Тимур смело встречал и преодолевал их. Монгол ни в коем случае не поскакал бы впереди войска в Багдад в сопровождении всего нескольких сот всадников, не стал бы взбираться один на стены Карши.
В Китае Чингисхан первым делом опустошил целые провинции и маневрировал в этом специально созданном хаосе. Тимур позволял противнику сосредоточиться, потом наступал с целью дать сражение и неизменно выходил победителем. Подобно Наполеону, он двигался готовым ко всем случайностям и полагался на свою способность сделать нужный ход в нужное время, чтобы сломить мощь врага. Судя по всему, никакие проблемы его не смущали.
Мы не знаем, как Чингисхан развил такую стратегическую интуицию, как создал в своей пустыне такую совершенную военную организацию. И тайна побед Тимура остается загадкой для нас по сей день.
ПОЭТЫ
Неожиданное появление Тимура на пороге Европы и столь же внезапное его исчезновение во всем великолепии и мощи воспламенили воображение европейских поэтов. Тамерлан превратился в легенду — фантастический образ, созданный из недостоверных россказней греков и турок.
Мы находим несколько ранних упоминаний о Тимуре, враге Баязета, как немцы именовали в шестнадцатом веке этого турецкого султана. В исторических трудах тех времен Тимур предстает великим ханом Татарии, ведущим происхождение от — что является отголоском Геродота — скифских пастухов. Все это не столь смехотворно, как некоторые более поздние исторические труды. Однако в сознании европейских авторов Тимур долгое время ассоциировался только с турками и смутным образом с покорением «Натолии» и победами над «солдатами Египта, Иерусалима и Вавилона».
Кристофер Марло в начале Елизаветинской эпохи ничего иного о Тамерлане не знал. Он видел в этом полководце неодолимую силу и всю грандиозность неведомого Востока. И вложил эти поэтические представления в звучную риторику — первую пьесу, написанную в стихах по-английски. Его «Тамерлан Великий» создан воображением, в основе которого лишь анналы древнего греко-персидского мира
.
