– Упаси аллах, – сказал Дауд. – Мусе захочется, конечно, но он не поедет.
– Тогда я не стану его приглашать, – решил Тимур.
Больше он ничего не сказал своим собеседникам. Казалось, что он передумал брать Карши, потому что послал курьеров с приветствиями и подарками правителю Герата на юге. Он отправился с войском к одной из дорог в Хорасане, которая вела в Герат. Там на глинистой равнине у песчаных дюн, у колодца Исаака, он, невзирая на жару, разбил шатры своего лагеря.
В течение месяца он задерживал у колодца все караваны, направлявшиеся на север, пока не вернулся его гонец. Как ожидалось, он привез с собой приветствие и подарки от правителя Герата, а также приглашение приехать в гости. Тем временем у колодца скопилось много караванщиков и новости, привезенные гонцом, стали общим достоянием.
На следующий день Тимур отпустил караваны и стал готовиться к отъезду сам. Купцы попросили его предоставить охрану в связи с возможными нападениями со стороны других его войск. Однако он объяснил им, что у него больше нет войск вдоль дороги на Карши. Затем он поспешно ускакал со своими всадниками на юг, караваны же направились на север, пересекли Амударью и прибыли в Карши.
Там Муса порасспросил купцов и выяснил, что Тимур, без сомнения, отправился в Герат, очевидно намереваясь найти там убежище. Муса немедленно отбыл в то благодатное место на лугу, о котором упоминал Тимур. Летопись свидетельствует, что он «разостлал ковер для пира и раскупорил кувшин дурманящего вина». Однако Муса оставил в городе своего сына защищать крепостные стены с несколькими сотнями воинов.
Неделю или около того Тимур в месте стоянки своего войска пережидал, пока караваны доберутся до Карши. Затем он вернулся к Амударье форсированным маршем. Он не стал медлить у реки, но сразу направил своего коня в стремнину и заставил его переплыть водную преграду. Сорок всадников не побоялись последовать за ним.
Остальные воины переправились на лодках. На другом берегу сорок смельчаков бурно приветствовали их. Ночь всадники Тимура провели в засаде у дороги. Несколько из них были посланы перехватывать путников, идущих в Карши. После заката конники этой группы вновь оседлали коней и направились в ночной тьме через открытую равнину к колодцу в окрестностях Карши. Здесь они пережидали светлое время суток, укрываясь в зарослях полыни и тамариска. Все люди Мусы, которым случилось прийти к колодцу, задерживались. Тимур заставил их вместе со своими воинами сооружать осадные лестницы и плести веревки. С наступлением темноты его воины сели на коней, прихватив с собой лестницы, и оставили пленников под стражей.
– Мы едем слишком быстро, – говорил Джаку, – не все наши люди поспевают за нами. Предприятие очень серьезное, лучше бы ехать помедленнее и не подвергаться риску.
– Езжай со своими людьми помедленнее, – согласился Тимур. – Я же поскачу вперед, чтобы осмотреть городские стены и выбрать места для установки лестниц.
В сопровождении всего двух всадников он опередил отряд и скакал до тех пор, пока сквозь листву деревьев не замаячили башни крепостной стены. Тогда они спешились. Один из воинов остался сторожить коней, другой – нукер Абдулла – пошел вместе с Тимуром. Вдвоем они продвигались до тех пор, пока не заметили глянцевитую поверхность воды во рву у себя под ногами. Некоторое время постояли прислушиваясь. Из-за стен не доносилось ни звука.
Следуя по кромке рва, они вышли к месту, где ров пересекал открытый акведук, идущий к крепости. Это был каменный желоб, заполненный по колено водой. Тимур вскарабкался на акведук, Абдулла – за ним. Оттуда он спрыгнул на краешек земли у подножия крепостной стены.
Тимур пробрался по этому краешку до деревянного сруба ворот крепости. Прислушавшись на некоторое время, он постучал затем в ворота. Что заставило его так поступить – неясно. Во всяком случае, он выяснил, что ворота изнутри замурованы, поэтому на стук никто не откликнулся.
Идя крадучись, он дошел до места, где в верхней части стены зиял значительный пролом. Здесь забраться наверх было удобнее всего. Тимур указал на пролом Абдулле и убедился в том, что нукер хорошо запомнил это место. Только после этого он вернулся к своему коню и поехал к воинам, ожидавшим его неподалеку. Сорока трем из них было приказано сторожить лошадей, около ста воинов готовились к преодолению крепостных стен.
Тимур снова покинул отряд, чтобы подобраться к месту пролома в стене, Абдулла же проводил отдельные группы воинов к акведуку и далее к крепостной стене. Воины обнаружили Тимура сидящим на верху стены, откуда он давал пояснения, что делать дальше.
Часть воинов послали нейтрализовать часовых за стеной. В это время, перед рассветом, все часовые спали. Кое-какие стычки наблюдались в самой крепости. Тимуру удалось провести в нее всех своих людей. Во время восхода солнца с крепостной башни зазвучали его боевые трубы.
Жители Карши выбрались на плоские крыши своих жилищ, чтобы выяснить значение этой утренней побудки. Не ведая о численности войск Тимура и оказавшись захваченными врасплох, большинство командиров Мусы поспешили в крепость изъявить свою покорность Тимуру. После беседы они соглашались служить ему. Сопротивлялся только сын Мусы, защищая свой дом. Однако, когда через амбразуры внутрь дома стали бросать горящие головешки, он вышел с мечом на плече и сдался.
Тимур похвалил его за храбрость, но задержал в Карши. Остальных членов семьи Мусы отправили на луг, где пировал военачальник.
– Счастливая судьба государя подарила нам город, – говорил позже Джаку. – Те из нас, кто за ним последовал, преумножили свою славу.
Не меньшим чудом для них казалась способность Тимура удерживать крепость Карши от попыток тысяч воинов Хусейна овладеть ею. В их представлении победы и поражения были предопределены волей Аллаха. Мудрый Зайнеддин и его муллы внушали им это неоднократно.
Однако эти предводители тюркских племен были крайне непостоянны. Часами они могли восторженно внимать неопрятным дервишам, восхищаться их святостью и чудесами пророка Мухаммеда. В другое же время они насмехались над муллами. «Из двух проповедников выйдет один мужчина, – говорили они, – из одного – только женщина».
Их беспокоили видения. Они могли вскочить на своих коней и умчаться вдаль от дурного сна или приметы. Тем не менее перед лицом неизбежной смерти в бою они сбрасывали свои шлемы и пронзительными криками возвещали о себе так, чтобы другие могли завидовать их бесстрашию. Они ревностно оберегали свою честь, а бесчестие, по их представлениям, было больше испытанием, чем страданием. «Какая польза от жизни без славы?» – повторяли они арабское изречение.
На крыше мира
В этот смутный период времени предводители тюркских племен все больше и больше обращали свои взоры на Тимура. Его личное мужество вызывало их восхищение. Молва о его успехах ширилась. Даже его противники любили слушать истории о государе Тимуре. В их беспокойных мыслях было устойчивым только представление о его храбрости.
