Из современных исследователей точку зрения Шарифеддина разделяют сэр Перси Сайкс и Леон Кахун. Аналогичных взглядов придерживается Арминий Вамбери. Эдвард Г. Броун цитирует сэра Джона Малкольма:
«Такой предводитель, как Тимур, должно быть, воспринимался своими солдатами идолом… Его не беспокоило отношение к нему других слоев общества. Этот монарх добивался славы завоевателя. Величественные города обращались в руины, и население целых провинций уничтожалось исходя из холодного расчета, что эти ужасные примеры послужат удовлетворению его амбиций… Будучи величайшим полководцем, Тимур оставался худшим из монархов. Он был талантлив, храбр и великодушен, но одновременно амбициозен, жесток и деспотичен. Счастье отдельного человека казалось ему ничтожным по сравнению с его личной славой. Его безграничная власть не имела опоры, она держалась на его личной славе, и лишь только он умер, как его держава распалась… лишь в Индии их правление продолжалось достаточно долго. В этой стране еще заметен слабый, угасающий след от былого величия династии Моголов. В Тимуре мы видим пример постепенной деградации величия человека и поражаемся, до какого ничтожества дошли за несколько веков его потомки»
[37]
.
Тимур и духовенство
Очевидно, тюркский завоеватель не был ревностным мусульманином, но следовал своим собственным убеждениям. Мы не можем судить с полной определенностью о его отношении к религии. Однако о нем так часто говорилось как о мусульманине, одержимом задачей прославления ислама, что необходимо исследовать и эту версию. Деятельность эмира – наилучшее свидетельство его отношения к религии.
Тимур не принял исламского имени, которым обычно пользуются верующие правители, как, например, Гаруй ар-Рашид или Нуреддин. Не давал он таких имен и своим детям Джехангиру и Шахруху. Только внуки, которых нарекал не сам завоеватель, имели исламские имена, скажем Пир Мухаммад и т.д.
Эмир никогда не брил голову, не носил чалмы и не одевался в облачение представителей духовенства. Тимура и представителей тюркских племен соседи называли полумусульманами, а часто даже еретиками и язычниками. Подлинными исламскими лидерами были халиф Египта и османский султан правоверных. Они усматривали в Тимуре язычника, варвара (что несправедливо) и врага, которого следует особенно опасаться. Тюркские племена, считавшие себя прежде всего воинами и лишь затем верующими, были обращены в мусульманскую веру сравнительно недавно.
Тимур стремился установить дружеские отношения с христианскими правителями Европы. В то время турки от этого воздерживались. И в сношениях с Европой он не претендовал на роль исламского правителя, как обычно поступали мусульманские монархи. Тимур не интересовался такими священными городами, как Мешхед, Мекка и Иерусалим, хотя во время походов обычно посещал гробницы святых из политических соображений или любопытства.
Тот факт, что эмир соблюдал религиозные предписания или щадил исламские, святыни, строил мечети по собственным проектам, мало свидетельствует в пользу его религиозности. Как и в Европе того времени, повседневная жизнь подчинялась религиозным нормам. Большинство общественных зданий составляли мечети, гробницы и медресе.
Разрушение их считалось святотатством. Большинство воинов Тимура были верующими, и эмир учитывал это.
В пользу религиозности Тимура могли бы свидетельствовать два случая, когда он организовал резню христианской части враждебного гарнизона города, пощадив одновременно другую его часть. Но в данных случаях христиане нанесли наибольший урон его войскам, и эмир решил примерно наказать их. С другой стороны, минимум в трех случаях – вблизи Москвы, Константинополя и в южной части Индии – он мог бы при известном рвении заслужить титул Гази – Победителя Неверных, – ввязавшись в войны с христианами и индусами. Эмир этого не сделал. Христиане-грузины, с которыми он обошелся жестоко, просто стояли у него на пути. Смирна, где оборонялись христиане-рыцари, была крепостью в Малой Азии, которую он уничтожил из военных соображений.
Доказательством отсутствия религиозного фанатизма в Тимуре является наличие общин евреев, несториан, христиан, малакитов и приверженцев прочих религиозных течений вместе с их святилищами как в Самарканде, так и в Тебризе. Однажды эмир использовал христианского епископа в качестве своего посла. Но самое убедительное доказательство представили мусульманские панегиристы Тимура, вылезавшие из кожи вон, чтобы сделать его ревностным мусульманином. Некоторые из них утверждали, что эмир – суннит (правоверный), другие – что он алавит (раскольник). Сам завоеватель подписывался только так: «Я, Тимур, слуга Аллаха».
