— Али, о чем идет речь? — не выдержал я.
— Мой дорогой Ма-Ло, разве мы еще не говорили о трех великих орденах свободных людей?
— Понятия не имею, о чем ты говоришь. Какие три ордена?
— Братья Свободного Духа, ассассины, то есть избранные представители исмаилитов
[21]
и суфистов
[22]
, и, наконец, душители-таги.
— Я слыхал об ассассинах и тагах и догадывался, что ты симпатизируешь ассассинам, а то и принадлежишь к их числу. Но послушать тебя — так речь идет о каком-то всемирном заговоре.
Али весело рассмеялся.
— Это совершенно немыслимо. Главный принцип всех трех орденов — полная свобода каждого члена. Только одно правило обязательно для всех: если ты встретишь человека с таким же образом мыслей, ты должен ему помочь. Заговорщикам нужны правила, планы, послушание, а мы более всего на свете ненавидим необходимость подчиняться.
— Я все равно ничего не понял, так что лучше вернуться к твоей повести. Ты остановился на том, как ты спросил Абрахама о делах его ордена в Ингерлонде.
— Плоховато, — вздохнул Абрахам, пытаясь поудобнее устроиться на холодном камне. — Почти во всех краях страны нам пришлось уйти в подполье. Слишком многих за последние полстолетия инакомыслие привело на плаху и костер. И все же есть немало людей, придерживающихся убеждений Джона Уиклифа
[23]
, хотя они и не следуют, как мы, по указанному им пути и не исповедуют открыто свою веру, как делали их отцы и матери. Любой проповедник-лоллард
[24]
, стоит ему произнести речь на церковном дворе, у ворот города или даже на рынке, привлечет толпу слушателей и возбудит в них желание, если не готовность, подняться против короля и епископов, подобно Уоту Тайлеру, Джону Боллу, Джеку Строу и Джону Кэду и тем тысячам, что следовали за ними.
— Насколько же далеко готовы они пойти по пути Свободного Духа? — спросила Ума.
— Не слишком далеко. Речь пока идет лишь о том, чтобы здраво судить о доктринах церкви. Многие отрицают присутствие Иисуса в причастии, говоря, что Бог не может превращаться в пищу, доступную для собак и крыс. Они начинают догадываться, что право священников торговать прощением грехов противоречит Писанию, и сама идея Чистилища, откуда богатые люди могут выкупить свои души, заказав какое-то количество месс, отвратительна и противоречит разуму. Люди говорят, что целибат
[25]
священников и монахов порождает противоестественные грехи, а монахини прибегают к абортам и детоубийствам. Самые решительные считают злом любую войну, называя ее убийством и грабежом бедных ради славы королей. Изготавливать оружие тоже дурное дело.
— Но это лишь отрицание, отказ, — воскликнула Ума. — А чем они собираются заменить все это?
— Некоторые рассуждают и об этом — у себя дома, в компании двух-трех ближайших друзей. — Если Абрахама и удивила настойчивость Умы, он ничем этого не показал, разве что голос его сделался еще мягче, словно он пытался успокоить девушку. — К примеру, они отвергают брак не из похоти и распущенности, как твердят наши враги, а потому, что с женщинами нельзя обращаться как с собственностью или скотом; они говорят также, что собственность должна стать общей, а законы и обычаи пусть устанавливает общий совет, а не прихоть королей, лордов и епископов.
— Какие сословия поддерживают братьев Свободного Духа?
— Это могут быть люди всех сословий, от пахаря и дворянина — и вплоть до лорда. Восемьдесят лет назад Джон Гонт, прадед нынешнего короля, правивший тогда страной в качестве регента при короле Ричарде, заступился за Джона Уиклифа. Другой лорд — Кобем, или сэр Джон Олдкасл, так он звался до женитьбы следовал учению лоллардов, но сорок пять лет назад его сожгли по приказу отца нынешнего короля. Хуже того, власти представили его пьяницей, трусом и негодяем. Ему дали прозвище Фальстаф, и после смерти он сделался всеобщим посмешищем.
На миг печаль омрачила лицо монаха, и он продолжал свой рассказ:
— В нынешние времена мы почти ничего не можем достичь. Все дело в постоянных раздорах и войнах между могущественными лордами. Сто лет назад нашу страну посетила чума, людей осталось немного, едва хватало крестьян для обработки земли, так что заработки повысились, а цены на хлеб упали. Лорды теперь норовят захватить чужие владения, и, вместо того чтобы обсуждать дела в парламенте и служить королю, они воюют. Крепкий мужчина может получить неплохое жалованье, если поступит на службу к тому или иному господину, в случае победы он может рассчитывать на хорошую поживу, на свою долю в выкупе, полученном за пленников, на награду, а то и на собственный клочок земли, а если он окажется среди проигравших, он спасется бегством и будет дожидаться другого раза. Из-за этих войн закон и гражданский порядок сохраняются разве что в Лондоне и еще в нескольких больших городах. Получается, что людям нет причин восставать против общественного уклада, они могут получить всевозможные выгоды от царящей ныне примитивной и жестокой анархии какой же смысл стремиться к той более возвышенной и благородной анархии, что мы проповедуем, и рисковать жизнью ради нее?
Так мы продолжали беседовать, пока не прошли последние мрачные и темные часы перед рассветом, пока не взошло солнце и мы не услышали звуки пробудившегося города, отнюдь не напоминавшего град небесный: стук подков, блеяние овец, ведомых на заклание, скрип тележных колес, вопли уличных разносчиков и прочая суета этого уродливо разросшегося города, этого гнойника, в самом центре которого мы оказались.
Брат Абрахам как раз принялся объяснять нам, насколько чтимым является место, где мы укрылись: одна из сдвоенных церквей была построена во славу мальчика-святого Панкраца, и его палец хранился здесь в реликварии. Он сказал также, что эта церковь — первая из освященных в Альбионе святым Августином, а стоит она на месте древнего храма — этот храм существовал еще прежде Юлия Цезаря, выстроившего лондонский Тауэр. Насколько Абрахаму известно, храм заложил легендарный бриттский король Луд, который начал строительство английской столицы и на самом деле был не королем, а речным божеством.
