— Вы не школьник, мистер Пилигрим.
— Разве вы не мой господин?
Молчание.
— Ненавижу эту комнату. Эту клетку. Я должен остаться здесь навсегда?
— Нет.
— А ключи от нее у вас?
— Один из них — да.
— А остальные?
— У Кесслера. У Вольфа. У врача, возглавляющего отделение. Его фамилия Радди.
— Эрнст Радди. Да, я встречался с ним. Или я должен сказать: «Он со мной встречался?» В его присутствии я вечно закован в цепи. Еще один стручок.
— Вас никогда не заковывали в цепи, мистер Пилигрим. Никогда.
— Так или иначе, я чувствовал себя как в цепях.
— Понимаю.
— Как вы добры!
— Мне интересно, почему вы считаете меня стручком?
— Вам это неприятно?
— Я спрашиваю для пользы дела. Если я хочу помочь вам, мне надо знать, что вы обо мне думаете.
— С чего вы взяли, что я нуждаюсь в помощи?
Юнг чуть было не рассмеялся, но сдержал себя.
— Ключ у меня в кармане, мистер Пилигрим. Только я могу выпустить вас.
— Вы говорили, в других карманах тоже есть ключи.
— Да, но выпустить вас отсюда может только мой. Кроме того, очевидно, что вы очень взбудоражены. Вы и сами знаете. Итак… Я жду ответа.
— Почему я считаю вас стручком? Потому что вы слишком довольны собой и ничтожными достижениями, которых добились в своей области.
Юнг молча закрыл глаза.
— А еще потому, что вы высокомерный упрямец, обладающий неограниченной властью. И потому, что вы даже не осознаете своего невежества и того вреда, который вы наносите людям своей некомпетентностью. Потому, что вы никогда не раскаиваетесь. Потому, что вы подавляете интеллект других людей, чтобы сохранить свою репутацию. А еще потому, что вы швейцарец!
Юнг встал, отвернулся, снял очки и протер глаза носовым платком.
— Длинный список, — сказал он.
— Это лишь начало, — отозвался Пилигрим.
Юнг хотел было повернуться, но передумал.
— Вы хотите, чтобы вас взял другой доктор? — спросил он.
— Взял? Я что, вещь? Или команда регбистов? Армия инсургентов?
— Мистер Пилигрим! — На сей раз Юнг повернулся и, еле сдерживая кипящую внутри ярость, посмотрел пациенту в глаза. — Довольно!
— Какая жалость! А мне так понравилось…
— Не сомневаюсь. Но у вас проблемы, сэр. Не со мной — с самим собой. У меня есть работа, и я намерен ее выполнить. Я не одинок в своем высокомерии и невежестве, и я не единственный упрямец, обладающий властью…
— Неограниченной властью!
— Вы, сэр, тоже были таким. И, если позволите, сами вы стручок!
Пилигрим моргнул. Он был искренне удивлен.
— Мне нужно окно, — сказал он, повернувшись к стене.
— Не будет у вас окна! Не будет, пока вы не ответите на мои вопросы!
Пилигрим сел.
— Вам понятно? — спросил Юнг.
— Да.
— Вот и ладно. — Юнг тоже сел. — Мы малость разрядились, а теперь продолжим наш путь.
Пилигрим уставился на свои колени. Казалось, белизна пижамы завораживала его.
— И куда мы отправимся? — спросил он шепотом.
— Попробуем открыть самих себя, — сказал Юнг. — Понять, кто мы такие. И вы, и я. У нас нет карт местности, но мы должны найти дорогу. И мы ее найдем.
3
Примерно через неделю, даже меньше, во вторник, тринадцатого июня, на террасах сквера Линденхоф, поднимавшихся уступами на западном берегу реки Лиммат, появился человек в котелке и шитом на заказ пальто.
Зеленый сквер венчала великолепная эспланада со скамейками, столиками, кафе, фонтаном и ни с чем не сравнимым в своем великолепии видом на Цюрих. Справа виднелся кафедральный собор, слева — протестантская кирха, внизу — Цюрихский университет, а над ним высилась клиника Бюргхольцли, корпуса которой поднимались вверх по холму и скрывались в тени деревьев.
Деревья. Они были везде. Липы, давшие название парку, дубы, ореховые деревья, ясени и осины теснились между магазинами и домами на другом берегу реки, образуя бульон из зеленых кружев, в котором плавали крыши и шпили.
На шее у человека в котелке болтался бинокль на кожаном ремешке. На другом ремешке, переброшенном через плечо, висел фотоаппарат фирмы «Кодак» в холщовом футляре, который мужчина прижимал локтем к боку. Идеальный — или же идеальный на вид — турист.
Он шел по эспланаде, созерцая окрестности. Порой останавливался, подносил к глазам бинокль, смотрел куда-то, а затем что-то записывал в блокноте. Он уже битый час предавался этому занятию и даже не замечал, что за ним наблюдает женщина, сидящая под деревьями на скамейке.
Женщине было около тридцати. Подтянутая, аккуратная, в темно-синем осеннем пальто с черепаховыми пуговицами и голубой соломенной шляпке с широкой лиловой лентой. По форме шляпка была похожа на котелок, который носил мужчина, только без загнутых кверху краев.
Она не сводила глаз с этого странного человека с биноклем и записной книжкой. Он был такой же подтянутый, аккуратный и невысокий, как она сама, и казался почти таким же одиноким, несмотря на то что усердно шпионил за кем-то. За кем-то — или за чем-то.
Интересно…
«Может, он тайный агент? — думала женщина. — Или частный сыщик? А может, ревнивый муж, чья жена завела роман с романтичным молодым человеком… Гусаром, например. Или моряком. Или художником, или смертельно больным поэтом. Какая интересная бывает у людей жизнь!»
Да, у некоторых. А у других — нет.
Мужчина внезапно обернулся и посмотрел прямо на нее. Она закрыла глаза и улыбнулась, невольно подумав: «Он выбрал меня».
Открыв глаза, она увидела, что мужчина значительно старше, чем казался издали. Судя по его военной выправке, прямым плечам, тонкой талии и бравой осанке, она думала, что ему лет двадцать пять — тридцать, но ему явно было за сорок.
За сорок! Опытный мужчина. Умудренный жизнью. Настоящее приключение!
Глаза у него были серые, с поволокой. Красивый нос, четко очерченный, словно из слоновой кости, начинавшийся прямо от бровей вразлет, похожих на расправленные крылья. Рот широкий, крепко сжатый, нижняя губа влажная и полная, верхняя спрятана под пушистыми элегантными усами с загнутыми кверху кончиками.
Боже милостивый! Что же будет-то?
Он явно направлялся прямо к ней, тут ошибки быть не могло.
Хотя женщина сидела в тени липовых ветвей, она подняла руку, чтобы заслонить глаза от света, в лучах которого он приближался к ней.
