— Они используют крепкую связку, отсюда и вонь, — заметил капитан.
— Мы должны освободить этих несчастных, капитан! — воскликнул потрясенный Диего.
— Боюсь, друг мой, в этом случае Общество справедливости бессильно.
— Нас сорок человек, мы вооружены, можно напасть на судно и освободить людей.
— Это контрабандисты, они везут рабов нелегально. Как только мы приблизимся, скованных рабов столкнут в воду, и они тут же утонут. И даже если бы мы освободили этих несчастных, деваться им некуда. Их поймали в родном краю, и сделали это африканские работорговцы. Негры продают негров, разве вы не знали?
В море Диего возобновил попытки завоевания Хулианы после вынужденной разлуки во время путешествия с цыганами. На корабле молодые люди жили в разных каютах, однако они могли вместе смотреть на закат и гулять по палубе, любуясь морем, как поступали влюбленные во все времена. Теперь осмелевший Диего нередко обнимал красавицу за плечи или за талию, очень бережно, чтобы не отпугнуть ее. Он полюбил читать возлюбленной стихи знаменитых поэтов, ведь его собственные были столь ужасны, что молодой человек и сам стыдился их. К счастью, Диего догадался запастись книгами перед отплытием из Ла-Коруньи, и теперь они сослужили ему добрую службу. Очарованная изысканными метафорами, Хулиана все чаще протягивала юноше ручку и позволяла долго держать ее в своих руках. И ничего больше, как это ни печально. О поцелуях не приходилось и мечтать, и не потому, что Диего был слишком робок, а лишь по той причине, что влюбленная пара все время была на виду у Исабель, Нурии, капитана и всей команды. Девушка решительно уклонялась от свиданий наедине, поскольку не была до конца уверена в своих чувствах, хотя провела бок о бок с Диего несколько месяцев, а других поклонников на горизонте не наблюдалось. Так она сказала сестре во время одного из откровенных ночных разговоров. Исабель не стала возражать, хотя ее слова могли бы склонить чашу весов в пользу Диего. Однако этого девушке совсем не хотелось. В глубине души Исабель сама была влюблена в Диего с одиннадцати лет, хотя он, само собой, об этом не догадывался. Для него она оставалась лохматой девчонкой с острыми локтями, хотя ей уже исполнилось пятнадцать и за эти годы она определенно похорошела.
Иногда вдали появлялись другие суда, но капитан предусмотрительно избегал встречи с ними, потому что в открытом море его корабль могли подстерегать слишком много врагов, от корсаров до быстроходных американских бригантин, которые охотились за судами с грузом оружия на борту. У американцев, опасавшихся нападения англичан, каждая винтовка была на счету. Сантьяго де Леон не придавал большого значения развевавшимся на мачтах флагам, которые далеко не всегда соответствовали действительности, но не упускал из вида другие опознавательные знаки; он знал все суда, которые можно было повстречать в тамошних водах.
Зимние бури, не раз сотрясавшие «Богородицу», не могли застать команду врасплох, потому что капитан чувствовал их приближение задолго до показаний барометра. Следовали распоряжения убрать паруса, привязать все ценное и запереть животных. Команда выполняла их за несколько минут, и, когда налетал ветер и море начинало волноваться, судно было готово противостоять непогоде. Женщины запирались в каюте, чтобы не намокнуть и не пораниться. Высокие волны перехлестывали борт корабля и сбивали людей с ног; ничего не стоило потерять равновесие и закончить свои дни на дне Атлантики. Когда буря стихала, корабль оставался чистым, свежим и пах деревом, в небе сияло солнце, а линия горизонта превращалась в серебряную полоску. На поверхность поднималось множество рыб, и кое-какие из них попадали на сковородку к Нурии и Галилео. Капитан исправлял курс, матросы устраняли причиненные бурей поломки, и воцарялась ежедневная рутина. Дождевая вода была неслыханной роскошью, ее собирали на расстеленной парусине и сливали в бочонки, чтобы помыться с мылом.
Судно наконец достигло Карибского моря. За бортом проплывали огромные черепахи, меч-рыбы, светящиеся медузы с гигантскими чашами и длинными щупальцами. Стояли чудесные дни, но капитан нервничал. Его больная нога давала знать о перемене погоды. Диего и женщины привыкли к коротким штормам, но не имели понятия о том, что такое настоящая буря. Судно как раз поворачивало на Пуэрто-Рико и Ямайку, когда капитан сообщил, что надвигается страшное бедствие. На небе не было ни облачка, море казалось совершенно спокойным, однако через полчаса все переменилось: свинцовые тучи закрыли солнце, воздух стал вязким и хлынул дождь. Вскоре мглу прорезали первые молнии, а на море поднялись высокие волны, увенчанные пеной. Деревянные борта корабля трещали, казалось, что мачты вот-вот переломятся надвое. Матросы едва успели убрать паруса. Капитан и двое рулевых из последних сил старались удержать судно. Один из рулевых, могучий негр из Санто-Доминго, держал штурвал, не переставая жевать табак, и не обращал никакого внимания на брызги, обдававшие его с головы до ног. Корабль то балансировал на гребне огромной волны, то срывался в бездну. От резкого удара распахнулись ворота загона, и одна коза взлетела, подхваченная порывом ветра, и пропала во мгле. Команда изо всех сил пыталась вести судно, любой промах означал верную гибель. Женщины заперлись в своих каютах, еле живые от страха и качки. Стошнило даже Диего, обладавшего железным желудком; впрочем, он был не единственным, с некоторыми матросами приключилась та же напасть. Юноша думал о гордыне человека, осмелившегося противостоять стихиям; для взбесившегося моря «Богородица» была всего лишь ореховой скорлупкой и в любую минуту могла пойти ко дну. Капитан приказал получше укрепить груз, потеря которого привела бы к неизбежному банкротству. Буря бушевала два дня напролет, и, когда стало казаться, что шторм стихает, в фок-мачту ударила молния. Корабль сотряс страшный удар. Пораженная в самую середину, мачта раскачивалась на ветру несколько мгновений, показавшихся испуганным морякам вечностью, и наконец рухнула в море вместе со всеми парусами, обрывая канаты, и утащила за собой двух не успевших отскочить матросов. От резкого броска судно накренилось, легло на борт и едва не перевернулось. Пробежал капитан, выкрикивая приказания. Тут же несколько человек бросились рубить оставшиеся канаты, которые соединяли рухнувшую мачту с кораблем: задача почти непосильная, когда палуба уходит из-под ног, по лицу хлещет ветер и вокруг беснуются волны. Ценой невероятных усилий матросам все же удалось освободить мачту, и она поплыла прочь, а корабль, переваливаясь с боку на бок, начал восстанавливать равновесие. На спасение упавших за борт людей не было никакой надежды — их поглотили черные воды.
В конце концов волны и ветер немного улеглись, но гроза продолжалась всю ночь. Утром, когда вновь выглянуло солнце, команда смогла оценить причиненный бурей ущерб. Кроме двух погибших матросов было еще несколько контуженых и раненых. Галилео Темпеста сломал руку, но, поскольку кости не прорвали кожу, капитан решил обойтись без ампутации. Он выдал пострадавшему двойную порцию рома, а потом при помощи Нурии вправил ему кости и наложил на руку шину. Матросы откачали из трюма воду и перенесли груз в сухое место, а капитан принял решение пришвартоваться у мыса, чтобы как следует осмотреть судно. Корабль пострадал так сильно, что починить его в открытом море не представлялось возможным. Из-за бури команда сбилась с курса, повернув к северу от Пуэрто-Рико, и капитан решил, что с двумя мачтами и оставшимися парусами они смогут добраться до Кубы.
