– А ведь я предупреждал Цезаря, что казнить Акко прилюдно будет ошибкой, – со вздохом сказал Кабур. – Но успех сильно изменил Цезаря. Ему больше не нужны мои советы.
Я взглянул на него с изумлением: теперь уже мало кто решался критиковать Цезаря. Кабур смотрел на меня и поглаживал рукой бороду. Похоже, он что-то обдумывал. Наконец он медленно заговорил:
– Я был другом Дивициака, который, пока был жив, был мудрейшим человеком в Галлии. Он знал, что вы, римляне, должны быть нашими господами, и я тоже знаю это. Но неужели ты думаешь, что я не замечаю, как вы презираете нас? Я в свое время терпел несправедливость и завидовал свободным вождям Длинноволосой Галлии. Но я видел, насколько богаче мы живем в провинции. Обратил ты внимание, как Цезарь кормит в Галлии свою армию? Он тратит на это ничуть не больше зерна, чем раньше племена уничтожали во время набегов друг на друга. Или ты думаешь, если бы римлян прогнали, германское ярмо было бы легче для наших шей? Спроси у секванов, забыли они или нет короля Ариовиста? А что касается этого связывания знамен вместе, я видел такое много раз, но много ли единства или силы принес Галлии любой такой случай?
– Великий предводитель мог бы объединить наши племена, – предположил Думнотаур.
Кабур, похоже, рассердился.
– Кто когда-нибудь управлял вождями Длинноволосой Галлии не насильно? – спросил он.
Думнотаур опустил глаза и ничего не ответил.
– Ты не можешь участвовать в таких глупостях, – настаивал отец.
– Я не участвую.
– И ты знаешь не больше, чем рассказал нам?
– Не больше.
Похоже, этот ответ удовлетворил Кабура, хотя звучал он мрачно и сердито. После этого Думнотаур ушел, словно боясь, что его заставят сказать больше. Я остался, чтобы узнать от старого Кабура еще что-нибудь. Итог был равен нулю. Поскольку Думнотаур отказался назвать хотя бы одно имя, отец явно боялся пускаться в рассуждения по этому поводу. Поскольку моя голова была полностью занята Коммием и интригами, которые развивались вокруг нас в Сансе, я не мог и подумать, что центром беды станут арверны. И вот, пока я готовил свой отчет для Лабиена, пламя восстания зажег человек, которого мы почти не знали, в городе, на который мы ни разу не взглянули внимательно. Я пишу о том, как это произошло, не по собственным наблюдениям, а по рассказу, услышанному позже от раба – галла из Герговии, который хорошо знал Верцингеторикса.
Это было так. Город Герговия находится в горах, на небольшом плоскогорье, длина которого шестьсот ярдов, а ширина примерно в три раза меньше. Ниже этого места горы образуют откос, крутой от природы и усовершенствованный человеческими руками так, что стал отвесным. Ниже откоса склон покрыт беспорядочными нагромождениями скал и оврагами и постепенно переходит в долину. На нем есть лишь пешеходные тропы, причем крайне опасные. Это – единственный путь для тех, кто предпочтет карабкаться вверх по скалам с северо-восточной стороны вместо того, чтобы обогнуть гору и пройти по ее южной стороне – покрытому лугами пологому ступенчатому склону, по которому подниматься легко. По другую сторону долины до самого горизонта видны покрытые лесом скалы и плоскогорья – страна арвернов. С высоты Герговии они кажутся толпой, где каждый теснит соседа. Мало кто из нас бывал там. Я и сам в то время еще ни разу не был в этом городе. И все же это был главный город племени арвернов – народа, о прежней славе которого все еще пели сказители, напоминая о том, как он до прихода римлян правил Галлией.
Некоторые римские торговцы – таких было мало – хорошо знали Герговию, поскольку она была недалеко от провинции, а звон молотов далеко разнес славу герговийских мастеров, работавших по металлу. Но все-таки зимой это были холодные труднодоступные места. Здесь в оврагах лежал глубокий снег и во множестве водились волки. Суровый край арвернов даже летом не подходил для того, чтобы вести по нему войска. Цезарь по пути в Северную Галлию всегда обходил его стороной и поступал умно. Арверны признали власть Рима одними из первых: пограничные войны против провинции давно уже показали им, что с римлянами лучше не вступать в бой.
По этим причинам, хотя арверны жили у самой нашей границы, мы плохо знали их. Мы краем глаза видели их правителей, когда те въезжали на конях в Бибракт вместе с другими знатными людьми Длинноволосой Галлии, но если лица некоторых вождей других племен были нам хорошо знакомы, то эти оставались для нас чужими. Главным среди арвернской знати был человек огромного роста с большим животом, любитель выпить, выделявшийся даже среди галлов размером своих украшений, толщиной золотого обруча на своей бычьей шее и длиной усов. Вместе с ним приезжал его племянник Верцингеторикс, самый красивый молодой великан в Галлии, которому, как говорили, дядя завидовал. Верцингеторикс был известен как знаменитый охотник, и мы думали, что в его суровом краю достаточно рысей и медведей для того, чтобы утолить жажду приключений. Мы тогда еще не знали галльского языка и потому не имели представления о том, какие сказания пел его певец и про что говорили между собой молодые люди, собиравшиеся вокруг Верцингеторикса.
Служба у Цезаря обещала приключения, но, хотя к нам приходили люди от эдуев и других союзных Риму племен, молодые арверны не пришли. Цезарь не настаивал на этом: увеличение отрядов из разных племен означало увеличение количества ссор, а у арвернов были старинные счеты с теми, кто прежде был их соперниками.
Если бы кто-то сказал нам, что Верцингеторикс ненавидит римлян, мы едва ли вообще обратили бы на это внимание: дядя-обжора верен нам, поэтому племянник, разумеется, на другой стороне. У этих двоих были особенно плохие отношения потому, что много лет назад Кельтилл, отец Верцингеторикса, был при молчаливом согласии своего брата казнен за стремление сделаться королем арвернов. Такие ситуации обычны в Галлии, и к ним привыкли. В большинстве случаев правящий вождь достаточно осторожен, только так он может оставаться правителем. Можно было предположить, что Верцингеторикса ждет тот же конец, что и его отца.
Именно в Герговии в начале той весны Верцингеторикс ждал условного знака. У галлов есть система передачи новостей с помощью цепочки глашатаев, которые кричат сообщение один другому. Этим способом сообщение передается очень быстро, особенно если об известии знают заранее и специально рассчитали, как лучше расставить глашатаев. Орлеан, крупнейший зерновой центр, где у Цезаря был уполномоченный по снабжению войск и где зимовали римские торговцы, находился в ста шестидесяти милях от Герговии. В Орлеане карнуты поклялись отомстить за смерть Акко. Восстание в этом городе должно было стать сигналом для тех вождей, кто связал свои знамена вместе на тайном собрании. И однажды в начале вечера в Герговию поступило сообщение, которое прокричали из извилистой расселины в горах:
– В Орлеане режут римлян. Начали этим утром!
И тут же Герговия зашумела. Впервые за много лет мирный перестук молотов на время затих, к небу взлетели гневные крики и раздался звон оружия. Верцингеторикс в сопровождении окружавших его молодых воинов вышел на площадь и призвал арвернов к восстанию. Пусть они вспомнят свою былую славу, кричал он. Разве они не стояли в прежние годы во главе Галлии?
