— Роберт, как вы относитесь к Ангелике? — невпопад начала Маргарита, когда они сели.
— Фройлейн Раубаль прелестная, талантливая девушка, — ответил он. — Я ее уважаю.
— А если бы ей потребовалась помощь?
— А она ей потребовалась? — он насторожился, и Маргарита это почувствовала.
— Да. Здесь все как-то странно. То, что в других местах и с другими людьми было бы просто и естественно, здесь не так. Например, за ней все время шпионят. Вы же не станете этого отрицать?
— Не шпионят, а присматривают, охраняют. Как и меня, и вашего брата, и вас.
— Но это стесняет свободу…
— Мы вынуждены с этим мириться.
— Но может возникнуть ситуация, когда с этим смириться невозможно. Когда человек хочет быть один. Он же имеет на это право.
— Отчасти.
— Отчасти? — поразилась Маргарита.
— Вы ведь говорите не об обычных людях. Вы говорите о нас.
— Но Гели не член НСДАП.
— Фройлейн Раубаль — племянница фюрера. Это гораздо больше.
— А ее сестру, брата, мать разве так же охраняют?
— Странный у нас с вами разговор, — прищурился Роберт. — Не слишком ли издалека вы начали?
— Гели попросила меня, чтобы я предупредила вас…
— О чем же?
— О том, что это касается… господина Гитлера. «Девчонка желает начать самостоятельную жизнь или еще чище — влюбилась, — мрачно подумал Лей. — И, конечно, мне суждено об этом узнать первому».
— Если дело касается фюрера, то не лучше ли ей самой обо всем ему и рассказать, — заметил он несколько раздраженно.
Маргарита опустила глаза. Опьянение разом прошло. Он отвечал так, как она меньше всего хотела. Они несколько минут молчали. Роберт не возобновлял разговора, и она понимала, что он уже ответил ей.
Они еще раз танцевали, и она снова забыла обо всем. Впервые он позволил себе вольность — коснуться губами ее шеи, и потом долго не повторял этого движенья, хотя она страстно желала этого. Много позже, уже вернувшись, миновав ворота и прогуливаясь по липовой аллее у дома, они остановились, и он поцеловал ее в губы немыслимым поцелуем, длившимся целую вечность. Он не проводил ее до двери. Поднявшись по ступеням, она обернулась и увидела, что он собирается снова сесть в машину, подъехавшую к самому крыльцу.
— Роберт! Куда вы? — спросила она почти жалобно.
— У меня встреча в рабочем клубе, и я опаздываю. Спокойной ночи, Грета.
Она сбежала вниз.
— Возьмите меня с собой! Вы должны меня взять!
Он посмотрел на часы.
— Я опаздываю уже на двадцать минут. Ваш пунктуальный брат в эту минуту кроет меня последними словами.
— Возьмите меня! Пожалуйста!
— Грета, но там уж совсем не ваш мир. Она не отвечала; только крепко держала его за руку. Он понял, что спорить — долго и бессмысленно.
— Хорошо, только переоденьтесь. Я вас подожду.
Она бросилась было к дому, но вернулась.
— Нет, я… лучше так.
— Вы представляете себе, куда мы едем?
— Роберт, я не могу! Там Ангелика… Она ждет…
Он несколько секунд соображал.
— Ладно. Садитесь в машину.
Он назвал шоферу адрес, и они выехали за ворота. Сам он собирался переодеться в машине, что для всех руководителей НСДАП было обычным делом. Фюрер, к примеру, часто садился в свой «мерседес» во фраке, а вылезал из него перетянутый ремнями и в сапогах.
Роберт снял пиджак, надел белую форменную рубашку, а Маргарите велел снять украшения, облачиться в его кожаную куртку, подвернуть рукава и застегнуться на все молнии и пуговицы.
— И с прической вашей придется что-то сделать, — сказал он.
Грета распустила волосы, скрутила их в жгутик и заколола на затылке. — Так?
Роберт улыбнулся. Она была похожа сейчас на беленького ангела, которому прижали к бокам его крылья, чтобы втиснуть в кожаный мешок.
— А что мы будем там делать? — робко спросила она.
— Вы будете сидеть тихо и наблюдать. Пока хватит терпения. А я буду произносить речь.
— А Руди?
— Он предпочитает дискуссии.
— А цель?
— Укрепление местных рядов.
— Разве это входит в ваши обязанности?
— Во-первых, входит. Во-вторых, ситуация благоприятствует тому, чтобы вышибить из профсоюзов побольше красных и социалистов. — Вы снова пуститесь вскачь на антисемитском коне? — Роберт даже обернулся. Она опустила глаза. — Просто у меня много друзей евреев. Там, в Александрии. Мне трудно привыкнуть.
— Придется, — бросил он.
Машина резко затормозила, свернула за угол и почти уперлась в глухую кирпичную стену.
— Здесь повсюду тупики, — сказал Лей шоферу. — Осторожней. Поставь машину вон там. Мы выйдем.
Они обогнули несколько домов, в которых тускло светилось по два-три окошка, прошли темный двор и начали спускаться по довольно крутой лестнице. Роберт крепко держал Маргариту за руку, и все-таки она спотыкалась. Вдоль лестницы — то здесь, то там — стояли люди. Они курили; вспыхивающие спички на мгновенье выхватывали из темноты угрюмые, худые лица.
Рабочий клуб химического завода «Фарбен» располагался в огромном подвале, больше напоминавшем загнанную в подполье площадь. Сегодня клуб был полон рабочих, которых привели сюда профсоюзные активисты, и нельзя сказать, что большинство пришедших было настроено внимать ораторам от НСДАП. К тому же сюда нельзя было зайти с охраной. Люди Гиммлера, конечно, уже успели раствориться в зале, но их было мало. Рабочие не терпели чужаков, и профсоюзные активисты сами взялись гарантировать безопасность нацистов и порядок в зале.
Лей быстро провел Маргариту к одному из стоявших у стены столов, за которыми сидели машинистки, и сказал что-то на ухо одной из них. Девушка, вскинув на него глаза, кивнула, улыбнулась и приветливо повернулась к Маргарите. Грета села за столик возле свободной машинки. Машинистка протянула ей пачку бумаги.
— Вы знаете, как обращаться с машинкой, фройлейн?
— Да. Я умею печатать.
— О, этого не требуется, фройлейн Гесс. Благодарю вас.
Лея рядом уже не было. В конце зала имелось небольшое возвышение вроде подиума, на котором стояли длинные столы, нагруженные кипами бумаги и графинами с водой. В самой се-редине, перед столами, размещалась трибуна. Маргарита видела, как Роберт поднялся на подиум, поздоровался за руку с несколькими привставшими из-за столов, среди которых она разглядела и своего хмурого брата.
Рудольф тоже был в белой рубашке, с повязкой на рукаве. Такую же красную повязку с черной свастикой в белом круге он осторожно затянул на руке Лея. Грета увидела, как Роберт, полуобернувшись, посмотрел в зал, потом оглядел трибуну и сделал чуть заметное движенье. Двое из зала поднялись к нему и принялись сдвигать трибуну в сторону, к ним присоединилось еще несколько человек. В зале, гудевшем от голосов, сделалось тише; многие из беседовавших группками рабочих повернулись и с любопытством наблюдали, как сталкивают трибуну. Грета заметила на некоторых лицах иронические улыбки.
