Здесь мне так и хочется сказать – и поделом! Можно было, конечно, отбиваться от конкретных обвинений, как это пытались делать другие, но как он мог опровергнуть главное? Соглашаясь с происходившим на словах и ничего не противопоставляя на деле, разве он не принимал на себя и личную ответственность?
«Откровенно говоря… меня не удовлетворяли очень многие вещи», – вот, по сути, и всё, что Риббентроп смог сказать в свою защиту. Его «не удовлетворяло» массовое истребление евреев, о котором он знал или догадывался? Гиммлер ни разу не позволил Риббентропу посетить ни один концлагерь – это правда, но читать документы Гиммлер не мог ему запретить. Всё, что сделал Риббентроп, – настоял на присутствии своих представителей, которые должны были следить за массовой депортацией. Эти «миссии» обычно сопровождал «эксперт» по еврейской проблеме Мартин Лютер. На этой личности стоит остановиться особо.
Лютер начал работать с Риббентропом с 1933 года, руководил одним из отделов, был доверенным лицом посла, а затем – министра, специалистом по еврейскому вопросу. Именно ему принадлежит план массового переселения евреев на Мадагаскар. Как представитель Риббентропа он участвовал в печально известном совещании в Ванзее, том самом, на котором было принято «окончательное решение»: никуда евреев не отселять, а выловить и истребить. Вспомним, что на Ванзейском совещании присутствовали, в основном, руководители среднего звена, прикрываясь которыми вожди приняли преступное решение. А затем «решение» спустили руководителям низшего звена, чьими руками и была проделана грязная работа.
После этого совещания отношения Риббентропа с Лютером начали портиться; Лютер в 1943 году уже открыто говорил, что его шеф не соответствует занимаемой должности, и метил на его место. Но Гитлеру на посту министра иностранных дел не нужен был столь одиозный субъект, который был известен в дипломатических кругах Европы как «вытряхиватель» из этих стран евреев (именно Лютер вел многочисленные переговоры по выдаче евреев и их депортации). Лютера отправили в отставку, и, видимо, поэтому он принял участие в заговоре (в июле 1944 г.), после чего был арестован, попал в концлагерь, а в 1945-м – освобожден советскими войсками. Любопытно, не погибни он тогда же при невыясненных обстоятельствах, не попал бы он позже в «герои-антифашисты», подобно поголовно всем участникам этого громкого заговора, столь высоко чтимым сейчас в Германии?
Единственное свидетельство последовательного фактического несогласия Риббентропа с Гитлером мы находим в отношении войны с Россией. На словах министр постоянно поддерживал фюрера, объясняя все неудачи теми же словами, что и Гитлер, однако после высадки союзников в Африке единственным из высших руководителей настаивал на немедленном мире с СССР, даже ценой серьезных уступок. Но Гитлер так резко сказал «нет», что расстроенный Риббентроп сам поспешно отправил все эти документы во «второстепенные», и подняты они были лишь много позднее.
Отчасти поэтому не очень понятно было, о какой внутренней оппозиции Риббентроп постоянно талдычил на суде. К тому же, в отличие от других, не валил всю ответственность на Гитлера, а постоянно его оправдывал и защищал. Это очень раздражало судей. Риббентроп так прямо и заявлял, что «остался верен фюреру» и не считает его «в чем-либо виновным». На фоне остальных обвиняемых, гибко и изворотливо ведущих свои линии защиты, он выглядел глупо.
Такой же глупой выглядит и его попытка оправдать Гитлера перед Черчиллем, предпринятая, когда уже всё было кончено.
Вот несколько выдержек из длинного письма, переданного Риббентропом через фельдмаршала Монтгомери лично английскому премьеру: «Радиосообщения и т. д., которые я не совсем понимаю, но которые, если они правдивы, склоняются к тому, что бывшие соратники фюрера теперь чернят его родину, стараются опорочить фюрера, фальсифицируют его отношение к Англии… заставляют меня сделать следующее… Если я шел сквозь наступающие британские войска по британской зоне оккупации, а не куда-либо еще, то делал это в надежде получить возможность легче добраться до вас – но только тогда, когда ненависть между победителями и побежденными ослабнет, – чтобы информировать вас о моей последней политической беседе с Адольфом Гитлером.
Эта беседа, в ходе которой фюрер проявлял очевидное разочарование и глубокое огорчение в связи с провалом своей политической концепции, закончилась принятием решения отправить воззвание руководителям Британской империи. Это воззвание представляло собой, можно сказать, последнюю политическую волю человека, который как великий идеалист больше всего любил свой народ… и в концепции мира которого англо-германский вопрос всегда был центральным пунктом политических размышлений.
Я не знаю, приложим ли к поверженному врагу старый и благородный английский обычай честной игры. Я также не знаю, захотите ли вы услышать политическое завещание покойного. Но я думаю, что его содержание могло бы исцелить раны… и в эту переломную для нашего мира эпоху помогло бы народам обрести лучшее будущее».
Дальше, в отношении себя, Риббентроп пишет, что он хотел принять участие в боях за Берлин, но Гитлер запретил ему это, велел покинуть зону боевых действий и дожидаться дальнейших инструкций. Этот факт подтверждается записью в дневнике Бормана. Гитлер кое-кого, к примеру, того же Бормана или семью Геббельса, цепко держал при себе в бункере, а кое-кого, например, Лея, Грейма, Риббентропа усиленно «гнал» на волю, поскольку на каждого из них возлагал важную миссию.
Касаясь отношений с Россией, Риббентроп пишет, что старался «возводить мост взаимопонимания между национал-социализмом и коммунизмом», однако же изменение «мировосприятия» партии было таковым, что он, Риббентроп, не сумел с этим справиться.
О концлагерях и жестоком обращении с заключенными Риббентроп сообщает следующее: «Когда однажды из дипломатической почты я узнал о плохом обращении с евреями в концлагерях в Польше и о том, что в дипломатических кругах за границей по этому поводу поднялась шумиха, я взял документы и сразу же отправился к фюреру и настаивал на немедленном исправлении дел, если это правда. Фюрер оставил бумаги у себя, чтобы разобраться с этим вопросом, но дал мне ясно понять, что это компетенция органов внутренних дел».
О взаимоотношениях с Англией: он, Риббентроп, всегда хотел англо-германского союза, но фюрер в такой союз утратил веру уже в 1940 году, тем не менее «достижение настоящей дружбы между народами Англии и Германии остается фундаментальной необходимостью».
Вот так. Всё правда: говорил, писал, составлял меморандумы, хотел, старался… Но, кажется, так и не понял, что это не тот случай, когда за попытки говорят «спасибо».
Удивительно, но факт: близкий к англо-саксонской расе ариец Риббентроп понимал славянский национальный характер лучше, нежели своих «братьев по крови» – англичан. Снова вспоминается Рудольф Гесс, который считал бомбардировки Лондона роковой ошибкой. И возникает мысль, совсем по Гоголю: если бы к гессовскому пониманию англичан да прибавить понимание Риббентропом славянского характера…
А вот в отношении Гитлера – я так и не поняла: то ли Риббентроп на самом деле убедил себя в его гениальности, то ли в его случае имеет место хорошо укрепленная позиция, с которой нельзя сойти, потому что некуда.
