— Учтите, — сообщил нам мой друг, — никто не верил, что вы дотянете сюда. Ставки были двадцать пять против одного. Я и сам потерял небольшую сумму. Думал, вы окончательно утонете еще до Квебека. Шхуна, которая не желала плавать! Как вам это удалось? Загрузили ее мячиками для пинг-понга?
— Ш-ш-ш! — прошипел я еле слышно. — Не говорите таких вещей! Во всяком случае, поблизости от нее.
Но, боюсь, она его услышала.
Вечером мы отпраздновали завершение растянувшейся на тысячу четыреста миль борьбы со всеми бедами, какие только могут подстерегать человека в море. Отпраздновали надлежащим образом.
Проснулись мы на следующее утро довольно-таки поздно. В каюту через большой носовой иллюминатор лились солнечные лучи. Я еще понежился на койке, размышляя о нашем плавании. Потом посмотрел на койку Клэр.
— Что же, дорогая, все позади. Хочешь кофе? Сейчас поставлю чайник.
Я свесил ноги с койки… и они погрузились в двенадцать дюймов холодной воды. Она опять взялась за свое.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В следующие пять дней «Экспо» раскаялась в теплом приеме, который оказала шхуне, не желающей плавать. «Счастливое Дерзание» текла так энергично, что кое-как удерживать ее на плаву нам удавалось, только заставляя непрерывно работать несколько электрических насосов, и не слишком благоуханные струи, обдававшие яхты миллионеров справа и слева от нас, большой благодарности не вызывали. Распорядители «Экспо» перегоняли нас все дальше и дальше в отдаленные уголки гавани. Нашего друга-директора мы больше не видели, и, полагаю, он был бы рад никогда нас не видеть. Все наши усилия избавиться от течи терпели неудачу, и под конец, полностью отчаявшись, мы уплыли оттуда на нашей тонущей шхунке и повернули на запад в чаянии отыскать либо илистую отмель, либо верфь, пока еще не поздно.
Но нам они не понадобились. Через два часа после расставания с «Экспо» «Счастливое Дерзание» перестала течь столь же внезапно и необъяснимо, как и начала.
Неделю спустя она (и мы) прибыла в маленький городок Порт-Хоуп на озере Онтарио, где мы с Клэр купили дом. Средств вытащить ее на берег там не было, и ей пришлось остаться в воде на зиму. Отнеслась она к этому очень скверно.
В январе, когда ее окружал лед, слишком тонкий, чтобы выдержать тяжесть человека, она снова потекла. Мы спасли ее — в последнюю минуту, но мне пришлось совершить два достопамятных заплыва против своей воли среди льдин, пока я пытался добраться до нее.
Это явилось почти последней каплей. Весной я вытащил ее на берег в Дезаронто в бухте Квинт, и почти весь 1968 год она провела на суше — приезжали специалисты, осматривали ее, и прощупывали, и пробовали то да се, и признавались, что ничего не понимают. Время от времени мы спускали ее на воду. Она тотчас принималась течь, как решето, и мы снова ее вытаскивали. К концу лета я окончательно потерял всякую надежду и сказал Дону Даусону, владельцу верфи, чтобы он вырвал из нее двигатель, снял с нее все на что-либо годное и оставил ее умирать.
Дон странный человек. Он не мирится с поражениями. Не предупредив меня, он предпринял последнюю попытку обнаружить роковой дефект «Счастливого Дерзания». Как-то в октябре он позвонил мне:
— Фарли? Послушай. На прошлой неделе я спустил твою шхуну на воду. И с той минуты она не пропустила ни единой капли воды. По-моему, я понял, в чем было дело.
Естественно, я ему не поверил, но как отпетый оптимист согласился отменить ее смертный приговор.
За несколько дней до того, как весной 1969 года ее вновь должны были спустить на воду, я повидался с ней. Как всегда, она на слипе выглядела довольно-таки несуразной и к тому же совсем чужой среди щеголеватых катеров и фибергласовых яхт. Такое грустное одинокое суденышко! И внезапно я почувствовал себя виноватым.
И подумал, что по-своему она была доброй ко мне. И верной. И еще я подумал, какой подлостью было обречь ее на изгнание в этом краю пресных (и загрязненных!) вод, игрушечных и прогулочных судов, а затем бросить ее тут гнить от тоски. Подчиняясь внезапному порыву, я сказал:
— Ладно, старушка. Вот что: летом, если ты останешься на плаву и будешь вести себя хорошо, я отведу тебя на твою родину. Что скажешь?
Тогда она не сказала ничего, но я пишу эти строки месяц спустя, и она уже месяц на воде, никаких течей, и я еще никогда не видел ее настолько пышущей здоровьем. Таков ее ответ. Так что на днях Клэр, я, Альберт и «Счастливое Дерзание» повернем на восток, поплывем по длинной-длинной реке к соленому, полному жизни морю, к безмолвию и туманам — в тот мир, где родилась моя шхунка. «Счастливое Дерзание» поплывет домой.
СЛОВАРЬ МОРСКИХ ТЕРМИНОВ
Анемометр — прибор для измерения скорости движения воздуха.
Ахтерштевень — кормовая часть судна (продолжение киля) — опора для руля или для кормового конца гребного вала.
Бейдевинд — курс парусного корабля по отношению к направлению ветра.
Битенг — стальная или чугунная тумба для удержания буксирного троса или якорного каната.
Брашпиль — судовая лебедка для швартовки или буксирования.
Бушприт — горизонтальный или наклонный брус, выступающий за форштевень парусного судна. Служит главным образом для крепления носовых парусов.
Гак — крюк.
Гирокомпас — гироскопический прибор для определения курса судна. Используют как составную часть авторулевого.
Грейферы — приспособления для захвата грузов.
Грот-мачта — следует за носовой мачтой, у многомачтовых судов отличаются порядковым номером.
Клипер — быстроходное парусное или парусно-паровое судно.
Клюз — отверстие в палубе для пропуска якорной цепи.
Кокпит — на корме специально огороженное место для размещения пассажиров и хранения грузов.
Комингс — окаймление отверстия в палубе судна, например грузового или сходного люка. Выполняется из стальных листов или деревянных брусьев.
Линь — судовой трос для такелажных работ.
Нактоуз — место установки компаса.
Оверштаг — поворот парусного судна на другой галс носом против встречного ветра.
Перлинь — трос кабельной работы толщиной от 4 до 6 дюймов.
Релинги — горизонтальные стальные прутья круглого сечения, идущие в 3–4 ряда у леерного ограждения.
