— Хочешь выпустить мне кишки? — повторил Полифем.
— И засунуть их тебе в глотку!
— Однако ты храбрая.
— Отпусти, кому сказано!
Полифем сгреб Гроувера так, словно это был нашкодивший щенок.
— Сейчас надо проведать овец. Свадьба откладывается до вечера. Основное блюдо — жаркое из сатира!
— Но, стало быть… ты все равно женишься? — Казалось, Гроувер задет. — И на ком же?
Полифем посмотрел в сторону кипящего горшка.
— О нет! — задушенным голосом выкрикнула Кларисса. — Ты это не всерьез. Я не…
Прежде чем мы с Аннабет сумели что-либо предпринять, Полифем сорвал Клариссу с веревки, словно спелое яблоко, и швырнул их с Гроувером в глубину пещеры.
— Устраивайтесь поудобнее! Я вернусь на закате, чтобы совершить великий обряд!
Затем по свистку циклопа смешанное стадо коз и овец — помельче, чем те овцы-людоеды, — заполонило пещеру и выбежало из нее, минуя своего хозяина. Пока они бежали к пастбищу, Полифем награждал их легкими шлепками, называя по именам — Белтбастер, Таммани, Локхарт и так далее.
Когда последняя овца оказалась снаружи, Полифем заслонил отверстие заменявшим дверь валуном с такой же легкостью, как я закрываю дверцу холодильника, заглушив отчаянные вопли Клариссы и Гроувера.
— Манго, — проворчал Полифем себе под нос. — А что такое манго?
Широкими шагами, в развевающейся бледно-голубой хламиде он спустился по склону холма, оставив нас наедине с котлом кипящей воды и валуном весом в шесть тонн.
* * *
Казалось, прошло уже несколько часов с тех пор, как мы предприняли первую попытку откатить камень, но все напрасно. Валун не поддавался. Мы кричали в трещины, стучали по камню, делали все, чтобы подать знак Гроуверу, но слышал ли он нас, мы не знали.
Даже если каким-то чудом нам удастся убить Полифема, толку от этого будет мало. Гроувер и Кларисса погибнут в наглухо закрытой пещере. Единственный, кто мог сдвинуть скалу, был циклоп.
В приступе отчаяния я ударил Анаклузмусом по валуну. Посыпались искры, но больше ничего не произошло. Обломок скалы не тот враг, с которым можно сражаться волшебным мечом.
Выбившись из сил, мы с Аннабет присели на выступ валуна и стали издалека следить за нежно-голубой фигурой циклопа, бродившего между своими стадами. Он разумно отделил обычных животных от овец-людоедов, пустив стада пастись по разные стороны расселины, проходившей через остров. Единственный путь через нее лежал по висячему мостику, а расстояние между его дощечками было слишком велико для овечьего шага.
Мы следили за тем, как Полифем навестил свое плотоядное стадо на дальней стороне. К сожалению, его они не сожрали. По сути, он вообще обращал на них мало внимания. Накормил их кусками волшебного мяса из огромной плетеной корзины, что лишь усилило мое отвращение к мясному, появившееся с тех пор, как Цирцея обратила меня в морскую свинку… Может, настанет время и, присоединившись к Гроуверу, я стану вегетарианцем.
— Тут нужна хитрость, — решительно сказала Аннабет. — Силой мы его не возьмем, стало быть, надо прибегнуть к хитрости.
— О'кей, — кивнул я. — Но к какой?
— Над этим я пока еще не думала.
— Замечательно.
— Полифему придется отвалить камень, чтобы загнать стадо.
— На закате, — напомнил я. — Именно тогда он собирается жениться на Клариссе и поужинать Гроувером. Не могу даже сказать, что из этого неприличнее.
— Я могу проникнуть внутрь, — сказала Аннабет, — невидимой.
— А как насчет меня?
— Овца, — промурлыкала Аннабет, лукаво взглянув мне в глаза, что всегда заставляло меня насторожиться. — Ты любишь овец?
* * *
— Никуда не уходи, — велела Аннабет, невидимкой стоявшая где-то справа.
Ей было легко говорить. Она-то не висела под брюхом у овцы.
Впрочем, надо признать, это оказалось не так уж трудно. Прежде я заползал под мамину машину, чтобы поменять масло, это было почти одно и то же. Овца отнеслась к этому совершенно спокойно. Даже самая маленькая овечка Полифема имела достаточно крупные размеры, чтобы выдержать мой вес, к тому же отрастила густую шерсть. Я вцепился в эту самую шерсть обеими руками, ногами сдавил бедра животного — и вот я уже превратился в детеныша кенгуру под брюхом овцы и постарался повернуть голову так, чтобы жесткие овечьи волосины не лезли в нос и в рот.
Если вам так уж интересно, то запах под овцой не слишком приятный. Представьте себе шерстяной свитер, который вываляли в грязи, а потом на неделю засунули в корзину с грязным бельем в прачечной. Запашок примерно такой же.
Солнце садилось. Едва я успел проделать все описанные манипуляции, как циклоп проревел:
— Э-эй! Козочки мои! Овечки!
Стадо послушно направилось вверх по склону в пещеру.
— Теперь самое время! — шепнула Аннабет. — Я буду рядом. Не волнуйся.
Я дал молчаливый обет богам: если мы выживем, то я скажу Аннабет, что она гений. И я знал, что в случае чего боги спросят с меня по всей строгости.
Мое мохнатое такси стало тяжело взбираться на холм. Через несколько сот ярдов руки и ноги у меня заболели. Я еще крепче вцепился в овечью шерсть, и животное жалобно всхрапнуло. Я его не виню. Мне тоже вряд ли понравилось бы, если б кто-то таким же манером вцепился в мои волосы. Но, если бы я не держался, то, без всякого сомнения, свалился бы на землю прямо перед чудовищем.
— Хайзенфеффер! — определил циклоп, ощупывая одну из овец передо мной. — Эйнштейн, Уиджет, эй, где ты там, Уиджет?
Полифем хлопнул ладонью по спине мою овцу и чуть не сшиб меня на землю.
— Что, слишком обросла? — спросил он.
«Ой-е-ей, — подумал я. — Начинается».
Но Полифем только расхохотался и, шлепнув овцу по заду, подтолкнул нас вперед.
— Давай топай, жирюга! Скоро Полифем тобой позавтракает!
Таким образом я очутился в пещере.
Я видел, как последняя овца зашла внутрь. Если Аннабет сейчас не начнет…
Циклоп уже собирался завалить выход, когда оттуда, где предположительно должна была находиться Аннабет, послышалось:
— Привет, урод!
Полифем оцепенел.
— Кто там?
— Никто! — закричала Аннабет.
Это вызвало именно ту реакцию, на которую она рассчитывала. Лицо монстра побагровело от ярости.
— Никто! — завопил в ответ Полифем. — Я тебя помню!
— Ты слишком глуп, чтобы кого-нибудь помнить, — поддела его Аннабет. — И уж тем более помнить Никого.
Я возложил все надежды на богов, умоляя, чтобы она перебежала на другое место. Когда Аннабет произнесла это, Полифем яростно заревел, схватил ближайший валун (который, как оказалось, служил ему входной дверью) и швырнул его туда, откуда доносился голос. Я услышал, как камень разлетелся на тысячу обломков.
