Митридат вырвался из обвивших его рук, заметался из стороны в сторону, натыкаясь на бегущих вакханок и получая со всех сторон хлесткие удары ветками. Он искал мать, но ее нигде не было.
Им овладело отчаяние, когда волна кричащих и размахивающих тирсами женщин прокатилась через него и он остался один на примятой траве широкого луга. Крики, женские и мужские, удалялись все дальше в ночь, растекаясь по округе, сливаясь со смехом и визгом.
В черных необъятных небесах перемигивались мириады холодных звезд, далеких и безучастных.
Расстроенный Митридат побрел обратно к храму.
У него горела щека от сильного удара веткой лавра, ныло плечо, за которое его ущипнула какая-то налетевшая на него вакханка. Он не знал, что делать и где искать мать.
На площадке перед храмом, по углам которой горели огни в больших медных светильниках, Митридат остановился, не веря своим глазам.
Ему навстречу шла царица Лаодика.
Сын и мать встретились в центре освещенной площади.
Царица выглядела усталой, но довольной. Завитки волос прилипли к ее вспотевшему лбу. Потерянная во время танца застежка открывала взору белое плечо и часть округлой груди. Миртовый венок, немного сдвинутый назад, придавал разрумянившемуся лицу царицы необыкновенное очарование.
Обрадованный Митридат крепко прижал мать к себе, чувствуя, как колотится ее сердце. От нее исходил слабый запах пота, смешанный с ароматом благовоний.
— Ты потерял меня? — с улыбкой спросила Лаодика, когда сын выпустил ее из своих объятий.
Митридат кивнул, ласково проведя кончиками пальцев по разгоряченной материнской щеке. Все-таки у него самая красивая мать на свете!
— Я не побежала вместе со всеми, — сказала царица. — Полагаю, с меня достаточно и танца.
— Ты права, клянусь Митрой, — промолвил Митридат и, повинуясь необъяснимому сладостному влечению, запечатлел на материнских устах пылкий поцелуй. — А теперь нам пора во дворец, — сказал он и потянул мать за руку. — Поспешим!
Они прошли совсем немного рука об руку, когда Митридат восхищенно вымолвил:
— Мама, ты необычайно хороша в этом венке!
— Так я нравлюсь тебе в нем? — отозвалась польщенная Лаодика.
— Очень!
— Как женщина нравлюсь или как вакханка?
Митридат уловил прозвучавший намек, и в этот миг ему стало ясно, ради чего его мать затеяла все это, сбежав вместе с ним от своих приближенных, толкаясь вместе с ним среди мимов и подвыпивших зрителей, угощаясь дешевым вином возле распахнутых настежь дверей таверн и харчевен. Сколько раз за все это время они прижимались друг к другу, стиснутые в давке, дышали друг другу в лицо, когда вокруг происходило бурное веселье, целовались, возбужденные этим и всем творившемся на празднике. Митридат позабыл про свою робость и стыд в этих шумных хмельных сумерках, часто совсем не по-сыновнему обнимая свою красивую мать, которая вроде бы и не замечала этого.
«Она лишь делала вид, что не замечает, — мелькнуло в распаленном внезапной страстью мозгу Митридата, — на самом деле она к этому стремилась!»
И он, не колеблясь, ответил той, что не спускала с него ожидающих глаз:
— Нравишься как вакханка, но еще больше как женщина!
— Тогда куда мы так спешим, мой милый? — изобразила удивление Лаодика, замедляя шаг.
— Скоро рассвет… — смущенно пробормотал Митридат, стыдясь того, что столь явно выдал свою похоть. — Я думаю, нам лучше проникнуть во дворец под покровом темноты.
— И угодить в лапы Гистана, — возразила Лаодика, останавливаясь на месте. — Этот Цербер не даст нам уединиться, поверь мне.
Кровь прилила к щекам Митридата при этих словах. Так его мать желает его, как и он ее! И не скрывает этого!
— Я знаю, куда нам следует пойти, — продолжила Лаодика с воодушевлением, — там нам никто не помешает.
— А нас не могут узнать? — забеспокоился Митридат.
— Не думаю, — беспечно бросила Лаодика и потянула сына за собой.
* * *
Митридат совсем не знал Синопу, поэтому покорно шагал рядом с матерью по спящим улицам города, перешагивая через узкие сточные канавы, обходя повозки, на которых приехали сельские жители, дабы полюбоваться на Дионисии и напиться дармового вина. В некоторых повозках, укрытых от дождя рогожей, спали люди. Из них доносился негромкий храп и неясное бормотанье во сне. Мулы и ослы селян находились в конюшнях у городских родственников и друзей. Не имевшие в городе родни и знакомых держали своих животных в загоне на скотном рынке за небольшую плату.
Сын и мать прошли через этот рынок, расположенный близ южных ворот Синопы. Стража, охранявшая загоны с крупным и мелким скотом, не спала, хотя была изрядно навеселе.
Какой-то воин в сдвинутом на затылок шлеме крикнул Митридату:
— Где ты подцепил такую богиню, парень?
Другой, полагая, что с юношей идет гетера, окликнул Лаодику:
— Ты из какого квартала, красотка? Где тебя можно найти? Митридат хотел ответить грубостью на нахальство стражей.
Однако Лаодика не позволила ему этого, властно прошептав: «Не забывайся!»
Тут же с лукавой улыбкой повернув голову, она небрежно ответила воинам, стоявшим у входа в загон:
— Ищите меня в порту. В таверне «Симплегады». Стражники заулыбались.
— Мы придем туда, красавица.
— Эту таверну мы знаем.
Удаляясь, Лаодика помахала воинам рукой:
— До встречи, храбрецы! Захватите побольше серебра! Сзади раздался радостный пьяный смех.
— Зачем ты дразнишь этих негодяев? — недовольно спросил Митридат. — А если кто-нибудь из них узнает тебя? Или увяжется за нами?.. И откуда тебе известна таверна «Симплегады»? Ты бывала там?
— Сколько вопросов сразу! — засмеялась Лаодика и игриво потрепала сына по щеке. — Неужели ты ревнуешь? Или и впрямь думаешь, что я торгую собой в «Симплегадах»?
Митридат хранил хмурое молчание, глядя себе под ноги.
— Я часто бываю в порту, поскольку сидению во дворце предпочитаю прогулки по морю на быстроходном корабле, — сказала царица. — Таверна «Симплегады» находится как раз неподалеку от стоянки царских кораблей. Моряки хвалят эту таверну, я сама слышала. Правда, самой бывать там не доводилось.
— Верится с трудом, — проворчал Митридат. В нем и в самом деле шевелилась ревность.
— Клянусь чем угодно, — легко и просто произнесла Лаодика. — Ну не дуйся на меня! Как ловко я провела этих глупцов. Пусть-ка поищут меня в «Симплегадах»!
Лаодика засмеялась безудержно и громко. Она явно перебрала вина на празднике, поэтому была немного развязна.
Дом, куда царица привела своего сына, оказался злачным местом.
