После краткого совещания из среды военачальников выехал один на крепкогрудом рыжем жеребце.
— В случае опасности, царь, скачи что есть мочи к нашему стану, а мы постараемся задержать погоню, — предостерег Митридата Диофант.
Митридат кивнул и двинулся навстречу всаднику на рыжем коне. Они остановили коней в двух шагах друг от друга. Военачальник снял с головы шлем с глухим забралом: это был Сузамитра.
— Ты ли это, Митридат? Или твоя тень? — изумленно и радостно воскликнул Сузамитра, — А мы уже оплакали тебя.
— Я жив и очень рад нашей встрече, — улыбнулся Митридат, протянув руку Сузамитре.
Сузамитра стиснул руку Митридата в своих ладонях и долго тряс ее, повторяя в счастливом ошеломлении:
— Надо же, жив!.. Живой, клянусь Митрой!.. Вот Тирибаз обрадуется!
— Где он? — спросил Митридат.
— У тибаренов, — ответил Сузамитра, — собирается мстить за тебя. С той поры как ты угодил в плен, он места себе не находит. Все клянет себя и призывает гнев Ангро-Манью на свою голову. В отряде у него такие головорезы, каких свет не видывал! Тирибаз нарядил их в черные одежды и называет «демонами смерти». — Сузамитра засмеялся.
Засмеялся и Митридат.
— Где Моаферн и Сисина? — продолжал расспрашивать он.
— Не знаю, — пожал плечами Сузамитра. — После той злополучной стычки с отрядом хазарапата пути наши разошлись. Зато Фрада и Артаксар со мной. Мы решили не просто мстить царице Лаодике, но отнять у нее власть над Понтом. Нам и в голову не могло прийти, что Лаодика сохранит тебе жизнь и даже провозгласит царем!
— Так вы слышали о моем воцарении? — оживился Митридат.
— Слышать-то слышали, только думали, что на троне сидит твой младший брат. Поэтому мне и удалось склонить на свою сторону царскую конницу.
— Тебя, кажется, решили провозгласить царем, — хитро прищурился Митридат. — Как царство делить будем, брат?
— О чем ты говоришь! — смутился Сузамитра. — Поскольку ты жив и уже в диадеме, вся персидская знать с радостью присягнет тебе как законному правителю. И я в том числе.
Растроганный Митридат, не слезая с коня, обнял Сузамитру. Когда Митридат привел за собой несколько тысяч всадников, готовых подчиняться только ему, когда усмиренные одним его появлением Сузамитра и другие царские родичи появились вместе с ним в лагере, Мнаситей от досады ни за что обругал Диофанта и передал командование фалангой другому военачальнику.
С опасением поглядывал на такое усиление Митридата и Багофан. Среди воинов Сузамитры было немало тех, за которыми безуспешно гонялся воинственный хазарапат, чтобы лишить их жизни. Теперь эти отчаянные сорвиголовы злорадно поглядывали в сторону Багофана.
— Не пойму, почему Сузамитра не разделался с Митридатом? — втихомолку говорил Багофану Мнаситей. — Он мог бы стать первым, а стал вторым! Или впрямь он так предан Митридату?
— Что же теперь делать? — вздыхал Багофан.
— Улыбаться и делать вид, что мы рады этому, — проворчал македонец. — Похоже, этот Воху-Мана заодно с Митридатом.
Гергис в отличие от Мнаситея и Багофана был доволен тем, что все обошлось без крови.
Именно Гергис сумел убедить Сузамитру и его сторонников не ходить вместе с Митридатом в Синопу, но вернуться в Амасию и созвать туда всех тех, кто, подобно неуемному Тирибазу, продолжает готовиться к войне с царицей Лаодикой.
— Пускай из твоих уст Тирибаз и те, кто придет вместе с ним, узнают, что тот, кого они считали мертвым, жив и царствует, — говорил Сузамитре сладкоголосый гаушака. — Скажи им, что царь Митридат назначил тебя аспаэштаром и что царская конница, как и прежде, будет размещаться в долине Хилиокомон. Скажи также, что тебе позволено царем Митридатом набирать в царскую конницу всех желающих, имеющих коня. При тебе неотлучно будут находиться царский писец, который станет составлять списки вновь набранных воинов, и глашатай. Осенью, как обычно, состоится смотр конных отрядов близ Амасии, куда прибудет царь Митридат, дабы убедиться в твоем умении начальствовать и в боеспособности новых воинов, ставших под царские знамена.
Сузамитре выдали трех знатных заложниц. После чего два войска двинулись в разные стороны по одной дороге: конница — к Амасии, пехота — к Синопе.
На обратном пути Мнаситей в присутствии Багофана стал сердито выговаривать Гергису, уловив момент, когда Митридата не было рядом:
— Зачем ты отговорил Сузамитру ехать в Синопу? Кто тянул тебя за язык! В Синопе Сузамитра и все его приспешники были бы у нас в руках. Из-за тебя, болтуна и тупицы, Сузамитра обрел надежное пристанище, ему подчинена царская конница, к нему под крыло вот-вот стекутся все недовольные царицей. Из людей вне закона это отребье превратится в грозную силу, на которую при случае сможет опереться Сузамитра. По твоей вине этот человек сделался опасен вдвойне!
— Аспаэштаром Сузамитру сделал не я, а Митридат, — молвил в ответ невозмутимый Гергис. — Царь хоть и молод, но прекрасно понимает, сколь шатко его положение. Поэтому Митридат возвысил Сузамитру в надежде противопоставить твоему высокомерию, Мнаситей, его преданность и неприязнь к грекам. Я намекнул Митридату, что если Сузамитра и его люди окажутся в Синопе, то вряд ли удастся избежать кровавой бойни. И царь счел более полезным для себя, чтобы Сузамитра оставался в Амасии.
— Вот именно, — вставил Багофан. — И в результате в проигрыше оказались все мы, сторонники Лаодики.
— Ошибаешься, Багофан, — со значением промолвил Гергис. — Ты видишь дерево, но не видишь корней. Я ведь не зря упомянул о царском дозволении Сузамитре набирать в конницу всех желающих. Я уверен, в первую очередь к Сузамитре придут те, кто до этого скрывался в горах. Этих Сузамитра непременно возьмет к себе, ведь они его единомышленники. Писцом при Сузамитре остался мой человек. Он живо сообщит мне, когда в Амасии появится Тирибаз со своей шайкой, донесет о Сисине с Моаферном и о тех, кого мы считали до сих пор друзьями царицы и которые вдруг покажут свое истинное лицо. Когда эти люди соберутся наконец вместе, их всех можно будет разом уничтожить во время осеннего смотра конницы. — Помолчав, Гергис добавил: — Можно уничтожить и Митридата, если он будет мешать.
Мнаситей и Багофан не скрывали своего изумления и восхищения тем, с каким изумительным коварством и непостижимой хитростью гаушака расставляет свои сети. Они взирали на Гергиса, как взирают юные ученики на мудрого педагога, как смотрят начинающие кулачные бойцы на того, кто несколькими точными ударами поверг наземь, казалось бы, сильнейшего соперника, показав тем самым свой опыт и мастерство.
— Клянусь Зевсом, Гергис, я тебя недооценивал, — растерянно пробормотал Мнаситей.
— А я и вовсе подозревал тебя в измене, — признался Багофан. Гергис, польщенный такими признаниями, лишь с улыбкой щурил темные таинственные глаза, поглаживая коротко подстриженную черную бородку. Теперь-то эти двое будут уважать его!
