— Послы намекнули моему брату, что в случае его неуступчивости римский сенат может лишить его царской власти, — сказал Сократ. — Вот Никомед и перепугался.
— Как он всемогущ, этот римский сенат! — криво усмехнулся Митридат. — Он, случаем, заседает не на Олимпе?
— Это еще не все, — хмуро добавил Сократ. — Римские послы передают свои требования и тебе, Митридат.
— Мне?! — Митридат был изумлен и ошарашен. — И что это за требования?
— Ты должен отказаться от Каппадокии, Галатии и Пафлагонии, — ответил Сократ, стараясь не встречаться взглядом с Митридатом. — Извини, я просто передаю сказанное мне римскими послами.
— Почему римляне лезут в мои дела? — возмутился Митридат.
— Твоими воинами в Каппадокии были перебиты римские ростовщики и торговцы, — немного смущенно промолвил Сократ. — Рим такого не прощает. К тому же кто-то из каппадокийской знати побывал в римском сенате с жалобой на твою жестокость…
— Ты имеешь в виду смерть Ариарата? — спросил Митридат. Сократ кивнул.
Митридат погрузился в раздумья: все повторяется в этом мире. Рим и ему ставит условия, как когда-то ставил их его отцу и деду.
Но в отличие от отца и деда Митридат не станет склонять голову перед наглым Римом!
— Возвращайся в Никомедию, Сократ, и передай римским послам, что не в моих правилах просто так отказываться от завоеванного. Вот если взамен Каппадокии и Галатии римляне уступят мне Пергам, тогда я подумаю. И еще скажи, что я покуда еще не был побежден римлянами, чтобы они смели чего-то требовать от меня!
Сократ покинул Синопу, на прощание посоветовав Митридату не ввязываться в войну с Римом без сильных союзников.
Прошло немного времени, и в Синопу прибыл гонец из Никомедии с письмом от римских послов к Митридату.
Митридат держал в руках две навощенные таблички, соединенные тонким шнуром, и разглядывал неведомые ему письмена грозного народа, покорившего Ойкумену от побережья Малой Азии до далеких Столпов Геракла. Латинские буквы напоминали греческие, особенно согласные, но все же отчетливо были видны и отличия. Митридат, впервые столкнувшийся с латынью, смог разобрать в адресованном ему тексте лишь собственное имя да названия стран и городов.
Смысл письма передал Митридату Критобул, стоявший во главе царской канцелярии. В молодости Критобул жил в Италии, поэтому неплохо знал латынь.
Римские послы обращались к Митридату как к равному, вкладывая в свое обращение к нему недвусмысленный намек, что величие римского народа есть величина незыблемая и постоянная, а величие понтийского царя существует лишь до тех пор, пока он выполняет волю великого Рима. Далее следовали примеры из прошлого, когда римское оружие низвергло целую череду властителей, вздумавших злоупотреблять терпением Рима.
Свои суровые требования послы объясняли тем, что волею богов и доблестью их предков Риму суждено стоять выше всех прочих государств и подобно третейскому судье разрешать споры царствующих владык и городов во имя справедливости и порядка.
«Сила Рима не в притеснении слабых, но в установлении мира между ними. Любой несправедливо обиженный может найти поддержку римского сената, как и любой притеснитель свободы сможет почувствовать на себе мощь римских легионов!» — стояло в конце письма.
Митридат собрал на совет своих друзей и полководцев. Критобул еще раз прочитал послание римлян.
— Я хочу узнать ваше мнение, друзья, не по поводу того, принимать или не принимать условия римлян, но как и где мы начнем с ними войну, ибо только силой оружия можно заставить Рим считаться с нами, — сказал Митридат.
К удивлению Митридата, его друзья проявили поразительное единодушие в том, что воевать с Римом не следует.
Первым высказался Диофант, который в царствование отца Митридата имел возможность сам увидеть, как воюют римляне; тогда Пергам, Фригия и Мисия были охвачены восстанием гелиополитов. Во главе восставших стоял сводный брат умершего пергамского царя Аттала Аристоник.
— Победить Рим невозможно, потому что все жизненно важные земли и города римлян находятся далеко отсюда, до самого Рима надо плыть по морю много дней, — говорил рассудительный Диофант. — Можно разбить одно римское войско, другое, но им на смену римляне выставят третье, четвертое, пятое… Упорству этого народа можно позавидовать, а огромное число союзников делает военные силы Рима практически неисчерпаемыми.
— У царя Дария тоже было бесчисленное войско, однако царь Александр победил его во всех сражениях, имея чуть больше тридцати тысяч воинов, — возразил Митридат. — Мне думается, мое войско достаточно закалено в походах, чтобы с успехом противостоять хваленым римским легионам.
— Повторяю еще раз, — спокойно промолвил Диофант, — с нашим войском вполне можно разбить римлян. Но победа над римским войском не будет означать победу над Римом. Царь Александр потому и сокрушил державу Ахеменидов, что действовал на ее коренных землях, отнимая у персов их крепости и города. Успешно воевать с Римом можно только в Италии. Таково мое мнение, — сказал в заключение Диофант.
Потом выступил Стефан.
— Не знаю, сколько потребуется войска, пешего и конного, чтобы победить Рим, но твердо знаю, что денег на это уйдет очень много. Самое печальное, что, даже победив римлян, мы не сможем захватить их земли, Диофант прав, ибо они далеко отсюда. А те владения в Азии, где сидит римский наместник, приобретены Римом по завещанию пергамского царя Аттала. Население Пергама, ограбленное римскими чиновниками и откупщиками, будет ждать от победителей Рима ослабления налогового гнета, а то и вовсе полной свободы. Отсюда следует…
— Речь идет не о Пергаме, дядюшка, но о Каппадокии, откуда нас хотят изгнать римляне, — раздраженно вставил Митридат. — Ты сам говорил недавно, что одна Каппадокия обогащает Понт лучше Колхиды и Малой Армении, вместе взятых. Не забыл?
— И все же я против того, чтобы из-за Каппадокии воевать с Римом, — сказал Стефан.
Затем взял слово Моаферн.
— Диофант верно подметил, Рим имеет множество союзников, вольных и невольных, поскольку им захвачено полмира. Рим часто воюет чужими мечами. К примеру, воюя с Аристоником, римляне привлекли на свою сторону каппадокийского царя. В войне с македонским царем Персеем римляне опирались на этолийцев и на пергамского царя Эвмена. В войне с Антиохом Великим — на того же Эвмена. На ослабленный после двух неудачных войн Карфаген римляне натравили нумидийского царя Масиниссу, на непокорного спартанского царя Набиса — ахейцев.
— Что ты хочешь этим сказать, Моаферн? — хмуро спросил Митридат.
— Лишь то, что у нас союзников нет, — ответил Моаферн. — Никомед трепещет перед Римом, и я не удивлюсь, если он поднимет против нас оружие, покоряясь воле римлян. Вполне вероятно, что Тигран также выступит на стороне римлян, дабы вернуть себе Акилисену и Малую Армению. Еще есть парфянский царь, который отказался породниться с тобой и от которого можно ожидать чего угодно… Мое мнение — начинать войну с Римом без надежных союзников нельзя. Потом высказался Критобул.
