— И что же? Так король решил?
— Я полагал тебя умнее, цуречко. Какой король? Зигмунт не имеет ни воли, ни признания народа. Запутался в юбках своих немок. Он Польше тоже не нужен.
— Вот теперь и вовсе ничего не понимаю.
— Поймешь, Марыню, хоть и молода ты очень.
— Святой отец сказал, молодость как болезнь: проходит.
— Как болезнь, надо же! Хорошо бы эту болезнь в себе до седых волос носить — куда легче жить-то бы было.
— Так чего же ждет от меня отец?
— Не торопись! Ишь, тебя в крутом кипятке купали. Удержу не знаешь! А мне нужно, чтобы ты не только все поняла, да еще на всю свою жизнь прикинула. Приказать тебе в таком деле не могу — сама решай, сама за себя оставайся в ответе.
— Отец начинает запугивать меня? Я не из трусливых.
— Знаю. Так вот король боится московского похода, и это нам на руку. Мы поддержим царевича, поможем ему обрести отцовский престол, прибавим к своим силам силы московские и вернемся в Польшу, чтобы сменить короля. Если все пойдет по нашим планам, Дмитрий станет королем двух держав — Польской и Московской. Настоящим императором… А супруга его императрицей.
— Супруга? Вы знаете, кто это будет?
— Ты же просила у меня царственного жениха, цуречко, разве нет? Жених перед тобой.
— Но он не делал мне предложения. Не объяснялся в любви.
— А вот это твое дело, Марыню. Отец поддержит тебя — как же иначе! Только при условии вашего брака и поддержанных тобою обязательств мы дадим царевичу средства для похода и солдат. Но ты должна заставить его опуститься, у своих ног. Иначе ты никогда не сможешь добиваться от супруга всего, что пожелаешь.
Он должен зависеть от тебя, но и обожать тебя, как покойный король Зигмунт II Август обожал свою Барбару Радзивилл, которая, кстати сказать, известна под фамилией своего первого мужа. Ее собственное происхождение представляется более чем сомнительным. Но любовь не рассуждает.
— Мне нужны будут модные платья — эти слишком просты и не могут покорить ничье воображение.
— Значит, ты согласна?
— Еще притирания. И непременно самые дорогие итальянские духи.
— Ты уже начинаешь действовать, цуречко?
— Хотя молодость и большой недостаток, я не могу дожидаться, пока эта болезнь пройдет естественным путем. Я согласна, как хочет знать отец, на что?
— Стать супругой московского царевича.
— Нет, царицей Московской. Не просто супругой царя, а отдельно, по полному церемониалу венчанной на царство. Супругой этого человека я бы не согласилась стать никогда. Просто он стоит на моем пути к престолу.
— Марыню, но есть… есть неизбежные обязанности супруги.
— Ах, отец об этом. Я не хочу думать о подробностях — я хочу иметь в руках скипетр и державу. Я хотела этого с тех пор, как помню себя.
— Царевичу Дмитрию будет нелегко, и тебе придется ему помочь. Умом. Советами. Преимуществами, которыми располагает хорошее воспитание.
— Это будет не только престол, отец. Это будет и мой трон. Кстати, я видела множество русских людей на нашем дворе.
— Это те, кто раньше знал царевича и теперь добрался до наших краев, чтобы предложить ему свою службу и просить его опеки.
— Они заслуживают доверия?
— Не понимаю.
— Их никто не направлял сюда специально? Никто не подучивал в их речах?
— За это можно поручиться.
— Тем лучше.
— О чем ты думаешь, Марыню?
— Бастарду всегда трудно доказывать свое происхождение. Думаю, что человеку, объявленному убитым, тем более.
— В Московии всегда сомневались в этом убийстве.
— Когда я смогу получить новый гардероб и соответственно встретиться для разговора с царевичем?
— Мне пришла мысль устроить великолепный праздник. Тогда твое появление, цуречко, со всеми фамильными украшениями и в новых нарядах будет особенно убедительным. Пусть это состоится через неделю.
Духовник словно нарочно ждал в костеле. Не успела дверь скрипнуть, появился из бокового нефа.
— Я хочу исповедаться, святой отец. И получить ваши наставления. Если можно, сейчас же.
Тихо в костеле. От почерневших рядов кресел тянет свежим воском. Облачко тумана от курившегося недавно ладана застыло у верхних окон. У алтаря цветы. Огромные букеты. Запах вянущих листьев. Травы. Ковыля…
За дверцей конфессионала темнота. Дыхание за резной решеткой. Складки лилового шелка.
— Святой отец знает — мне предстоит брак с московитом…
— С царевичем Московским.
— Так говорят.
— Другие говорят? А ты — ты что думаешь, дочь моя?
— А если… все рассеется. Значит, я окажусь женой человека без средств к существованию и будущего.
— О чем ты думаешь — о жизни своей с другим человеком. Жизнь может сложиться по-всякому. Поэтому в церковном обряде мы и объединяем брачующихся на радость и горе, на болезнь и здоровье. Чего ты ждешь от меня, Марина?
— Правды! Правды хочу, святой отец!
— Умерь свою гордыню, дочь моя. Опомнись, Марина!
— Гордыню? Так в чем же она, отец?
— Один Господь Вседержитель знает правду. Один Господь и может определить, какую ее часть каждому человеку следует знать. Против его святой воли бунтуешь в тщеславном беспамятстве своем!
— Но ведь моя это жизнь! Мне ехать в чужую страну. Мне быть рядом с другим человеком. Кто он на самом деле? Что знаешь о нем, святой отец?
— Твоя жизнь! Твоя судьба! Сама признаешься в своем высокомерии. Не видишь ничего, кроме себя самой.
— Но как же иначе?
— Забыла, дочь моя, какой ценой поплатились прародители наши за избыток знания, страданиями всех своих потомков поплатились, ничего и для самих себя не получив. Без крова, пищи и одежд остались после жизни райской.
— Здесь нет рая, святой отец, — ты сам говорил. И тот же конец грозит мне, если не дознаюсь.
— Чего, дочь моя?
— Но если нет у московита прав на престол московский, если не положен он ему?
— И снова Господу о том судить — не тебе и не мне.
— А я? Что со мной будет?
— Станешь царицей Московской. Если на то будет Его святая воля. Светом истинной веры просветишь заблудшие эти земли. Послужишь святой нашей церкви и папскому престолу. Род свой утвердишь на московском престоле. Прекратишь кровопролитные, на века затянувшиеся войны двух родственных народов. Поможешь им совместно противостоять натиску неверных. О таком предназначении можно только мечтать. А о долге своем перед будущим супругом ты ничего не хочешь спросить?
