— Но его забота о Ксении…
— В глазах московитов это он распоряжался убийством царицы Марии и царя Федора Годуновых. Что же касается царевны…
— Я нашел ее в его доме.
— Или князь помог вам ее найти.
— Ты восстановлен против него, Янек.
— Ваше величество, разве не князь Василий Михайлович напомнил вам о существовании царевны. Настойчиво напомнил. И подсказал желание встретиться с ней.
— Зачем?
— Но вы же встретились с царевной как многомилостивый государь, который готов взять осиротевшую девушку под свою защиту и, несмотря на все зло, которое причинил вам ее отец, позаботиться о ней. Позаботиться по-братски.
— Я повторяю свой вопрос: зачем это было нужно Мосальскому?
— Во-первых, он слыл убийцей, а в случае с Ксенией стал в глазах людей чуть ли не благодетелем сироты.
— Что же во-вторых?
— То, что вся дальнейшая ответственность за ее судьбу была перенесена на того, кто сделал из нее свою любовницу.
— Значит, на меня.
— Мосальский наверняка даже не надеялся на такой удачный исход. Вам знакома примитивность суждений простых людей: убийца померк перед лицом насильника. Многие из простых людей полагают, что девице лучше лишиться жизни, чем девичества.
— Не повторяй мне, что ты был против нашей связи! Я не терплю нравоучений — мне их было достаточно в школе.
— Ваше величество, как бы я посмел выступить в роли проповедника? Но вы сами пожелали рассмотреть все вопросы с государственной точки зрения.
— Только не о Ксении.
— Как прикажете, ваше величество.
— Следующий у нас Стрелецкий приказ. Считаю, Петр Басманов заслужил право стать его главой и начальником московского гарнизона. Или у тебя найдутся возражения?
— Боярин Петр образованнейший человек и может сделать только честь твоему двору, государь. Но ему может начать завидовать Богдан Бельский. Ведь это ему царь Грозный поручил опекунство над своими детьми, и он уже стремится стать твоим главным советником. К тому же ваше величество сами говорили, что он как никто другой умеет справляться с боярским своеволием. Племянник страшного Малюты Скуратова не может не наводить ужаса на бояр, и думаю, этим не стоит пренебрегать.
— Тень опричнины… Это совсем неплохо. У меня, Бучиньский, только два способа удержания власти. Один способ — быть тираном. Другой — не жалеть кошту и всех жаловать. По мне лучше тот образец, чтобы жаловать, а не тиранить.
— Лучше, только откуда взять такие богатства, чтобы купить всех возможных изменников? Бояре жалуются, что казна истощается слишком быстро, а неизбежных расходов и так слишком много.
— Но можно поступать и иначе. Сурово приговаривать — и миловать. Смысл получится тот же самый, а казна не пострадает.
Ветер. Всю дорогу ветер… Злобный. Резкий. То со снежной крупой, то с мелким дождем.
Возок кожаный. Изнутри войлоком обложенный. Сукном обитый. Оконца крохотные. В ногах полости медвежьи. А все равно за прогон до костей пробирает. В сапогах меховых за пятки хватает. Руки в рукавицах песцовых подмышки прятать приходится.
Обогреться бы толком. Кости на добром ночлеге расправить. Нельзя. Сам знает — времени в обрез. Коли есть оно еще.
В июне государево венчание состоялось. Июль им занятый был. Вот тут бы сразу в путь пускаться. Не вышло.
Молод Дмитрий Иванович, молод, а мудрости хватает. Всех государей земель христианских против неверных — что турок, что татар — сгоношить. Единым союзом связать. В одиночку куда как у каждого велики потери выходят. Разор. Казна как в прорву уходит. Людишки разбегаются — войска не соберешь. Переплачивать приходится.
Оно слово одно — Посольский приказ. А какой из тебя посол да посольским дьякам приказчик, коли выгоды всей державы не понимаешь. Так и приходится о всей Московии размышлять.
Дмитрий Иванович о союзе сказать сказал, а вместо посольства за невестою грамоты разным государям слать стал. Оно и без грамот не обойтись, да время быстро идет. Не успели оглянуться — осень на дворе. Распутица. Дороги развезло. Жди, покуда морозцем скует.
Путь до Кракова долгий. Из Москвы под Покров выезжали. Осень этим годом застоялась. Без ненастья обошлось. Леса в золоте стоят. По дорогам рябины алеет видимо-невидимо. Известно, к зиме строгой. Снежной. Чтобы птахам Божьим что поклевать было — иной еды где искать. С людьми хуже. Сколько лет Господь землю Московскую за грехи наказывал — недород да засуха совсем одолели. Как Борис Федорович покойный ни бился, Божьего промысла не одолеешь. Видно, так уж положено было.
На польские земли въехали — осень как отрезало. Зима! Снега, может, и немного, зато морозом все реки да дороги сковало. Ветер закружил, что и не приведи, не дай Господи.
О себе одном да людишках беспокоиться — одно, а о скотине — другое. Воеводе Юрию Мнишку коня арабского, в серых яблоках целехоньким доставить. Королю Зигмунту — трех жеребцов киргизских. Лихие кони. Беспокойные. Коли любит король охотиться, лучшего подарка и не надо. В походе им и вовсе цены нет. Коренастые. Выносливые. Конюшни и той не требуют. Где корма засыпал, водички попить дал — и ладно. Под открытым небом, как под крышей, себя чуют.
Еще живых соболей да куниц — для утехи воеводе. Известно, редкость. Где еще таких увидишь. Соколов обученных три штуки. Кречет — птица капризная. Что ни день летать должен. Сокольникам при них работы всегда хватит. Вот тут и поспевай, не торопясь.
Может, и не посольское это дело, а с ума нейдет: ту ли невесту государь берет. Не заторопились ли государевы советники.
Оно верно, слово было дадено. Так ведь когда? Когда надо было на Москву поход снаряжать. О людях, деньгах пеклись.
Нынче иное дело. Государь на Москве. На отеческом престоле. Венчанный. Скипетр и державу отцовские себе вернувший.
Давши слово — держись, а не давши — крепись. Оно в народе так говорится. В обиходе простом, не царственном. Нешто не меняли своих слов государи? Еще как меняли.
Еще не забыли, как покойный Борис Федорович с королевичем Густавом обошелся. Единым словом отверг. Почал иного жениха царевне Ксении искать.
Ну, ин и Господь с ним, с Борисом Федоровичем. Можно вспомнить о великой княгине Софье Витовтовне. Она обещалась в невестки дщерь боярина Всеволожского взять, коли тот ярлык на великокняжеское княжение из Орды для сына ее, Василия Васильевича Темного, привезет. А как ярлык получила, тут Марью-тверитянку под венец с молодым великим князем и сговорила. Тверитянку Марью Ярославовну.
Много от того замешательства было. Боярин Всеволожский уж как великую княгиню поносил. От руки великого князя отрекся. Из Москвы отъехал. Только если рассудить, права была старая княгиня. Что боярин, кроме той услуги, престолу московскому принести мог? А Тверь — союзная земля. Войско московскому под стать. И дружить легче, и воевать с татарами способнее.
