— Откуда ты все это знаешь, ваше величество? Это невероятно — ты осведомлена больше, чем те, кому довелось побывать в Москве.
— Ничего удивительного: читала, разговаривала со сведущими людьми.
— А, вот что значили приходы к тебе иезуитов!
— И их тоже. Я собираюсь не просто числиться царицей — я буду править. Вместе с Дмитрием или его руками. Он слишком влюблен в свою супругу, чтобы отказать мне в этом. Для начала. А дальше — дальше я справлюсь со всем сама. Ты говоришь, ясновельможный отец, царь Дмитрий обожает верховую езду и охоту, тем лучше — супруга не будет препятствовать ему заниматься всеми этими развлечениями.
— Ты много на себя берешь, тем более в такой азиатской стране. Да и как можно заниматься делами политическими без опыта, советчиков, когда никто тебя не знает. Не смеши отца, дочь!
— Мне жаль, что у ясновельможного отца это вызывает только смех. Король Зигмунт отнесся к моим мыслям иначе: он просил о переписке с ним и уверял, что будет ценить каждое написанное ему мною письмо.
— Король Зигмунт? Ты договорилась с ним об обмене письмами? Когда успела? И ничего не сказала мне?
— Зачем? Это королевские дела и королевские интересы, при всем моем дочернем почтении к ясновельможному отцу. И вообще, не знаю, каких обещаний вы добились от царя Дмитрия. Если надо, мы пересмотрим их с королем Зигмунтом.
— Правый Боже, и это моя дочь! Откуда у тебя столько самоуверенности? Ты еще не увидела Московии, не была в Москве!
— А что изменится от того, что увижу? Я собираюсь править ею из дворца, а не из этих погребенных под снегом деревень или городов, где главными остаются такие похожие друг на друга церкви.
— Да уж, надеюсь, и не с ратного поля.
— Почему же? Если будет нужда, я поеду в поход вместе с царем Дмитрием. Во всяком случае, неудобства походной жизни меня не остановят. Если только в моем присутствии возникнет политическая необходимость.
— Теперь понимаю, ты говорила с королем Зигмунтом в дни твоего венчания в Кракове. Никогда бы не подумал, что можно озаботиться во время свадебных торжеств такими делами.
— А не винными стаканами, хочет сказать ясновельможный отец.
— Да-да, не бокалами, роскошной трапезой и нарядами, которые ты, ваше королевское величество, помнится, без устали сменяла. Дамы не успевали рассмотреть один твой наряд, один набор драгоценностей, как панна млода появлялась в ином. Впрочем, кавалеры тоже не отрывали от Марины Мниппсувны глаз.
— От царицы Московской, явившейся между ними.
— Я думал, ваше королевское величество скажет о своей красоте.
— Не скажу. Не сейчас и никогда. Красота рядом с царским венцом слишком явно теряет свое значение. Среди обыкновенных шляхтянок выбирают ту, которая вызывает вожделение. Царица вызывает вожделение у каждого.
— Боже правый, ваше королевское величество, вы удивляете своего родителя все больше и больше. Ваши слова мне кажутся непристойными для девицы.
— Здесь нет девиц, ясновельможный пан отец. А в словах моих простой здравый смысл, который раскрыл передо мной патер Рангони.
— Ах, вон оно что. Прелат не обошел панны млодой своими уроками и наставлениями. Отсюда и твоя уверенность в себе, и знание дворцового обихода.
— Если возникнет необходимость, я смогу обратиться за советом и благословением…
— К патеру Рангони или кому-нибудь из краковских прелатов?
— Ни в коем случае. Они послужат простыми передатчиками моих писем к его святейшеству.
— Что?! К его святейшеству Папе Римскому?
— Конечно. Только такое благословение и наставление пристало королевской особе.
— Это тебе так кажется в непомерной твоей гордыне!
— Непомерной гордыне? В моих бумагах лежит письменное благословение его святейшества. Он желает мне всяческого благополучия и готов разрешить любые мои сомнения.
— Это по меньшей мере невероятно. Кто тебе подсказал все это? Кто надоумил?
— Никто. Да я и не нуждаюсь в подобных подсказках. Королевское положение обязывает. А что касается рождения наследника, я настоятельно буду просить ясновельможного отца не касаться этой темы. Ребенок придет на свет тогда, когда на то будет Господне произволение обсуждать этот вопрос за пьяными застольями бессмысленно. Ясновельможный отец отлично знает, у царя Дмитрия сократились, но не прекратились совсем его болезненные припадки. Никто из врачей не может поручиться, как это отзовется на его способности оставить после себя наследника. Не исключено, что самым роковым образом. И что тогда? Ведь все обвинения лягут на царицу — не на царя. Рангони рассказывал, сколько выкидышей пережила сестра царя Бориса Годунова, нынешняя монахиня царица Арина. Младенцы не выживали, а Боярская дума, зная это, требовала развода с бесплодной супругой.
— Ты права, Марыню. Но что же тогда?
— Ничего. Я рожу сына.
— Ты хочешь сказать…
— Я ничего не хочу сказать. Ясновельможный отец может строить какие ему заблагорассудится догадки, но сын у меня будет. Или сначала дочь, но потом непременно сын. И совершенно неважно, на кого он будет походить.
— Что ж, мне остается только дать тебе свое родительское благословение. И задать один вопрос — почему ты даже не делаешь попыток познакомиться с русским языком. Тебе предстоит роль русской царицы, а это обязывает.
— Ясновельможный отец забывает, монархи не обязаны знать языка страны, где им предстоит царствовать. Разве из тех претендентов на польский престол, которых выбирали в первое и второе бескоролевье, был хоть один, кроме Стефана Батория, который разумел бы польский? В лучшем случае латынь, кроме своего родного. Принц Анжуйский вполне обходился французским, эрцгерцог Максимилиан немецким. Испанские принцессы спокойно уезжали в Англию. Почему Марина Мнишек должна представлять исключение? Да, кстати, последняя византийская принцесса, приехавшая в качестве супруги московского великого князя, Зоя Палеолог до конца своих дней, как утверждает Рангони, не понимала местного наречия. В конце концов, на нем общаются простолюдины — не более того. Я не буду забивать себе голову подобными глупостями. А во дворце все знают польский. В Москве так принято. А челядь я сохраню только нашу. Я никогда не поверю местным и не стану с ними общаться.
— Ты настоящая королева, ваше величество. И, пожалуй, это царю Дмитрию, а не Марине Мнишкувне повезло, вступая в этот царственный брак.
— Я тоже так думаю и надеюсь, царь Дмитрий оценит все выгоды и удобства нашего союза. А пока, ясновельможный отец, я прошу вас перестать бесконечно поднимать тосты за будущее и тем более за здоровье царицы Марины. Такая бурная радость ни к чему и может наводить московитов на разные невыгодные для нас мысли. Ясновельможного отца может только заботить судьба и удобство царицы Марины. Это главное, о чем следует помнить. Царица едет по своей державе!
