— Отец хочет сказать, у его младшей дочери не было иного выхода, как стать Московской царицей и черпать деньги из русской казны.
— А разве это не лучше постоянных хлопот о сокращении расходов, которыми день за днем занимается вельможная пани Вишневецкая. Вот ей и впрямь не на что рассчитывать, а Марина…
— Довольно! Я найду случай поговорить с царем.
С утра в Столовой избе дворца обручил молодых протопоп Федор. В Грановитой палате князь Шуйский встретил чету короткой речью и торжественно отвел в Успенский собор. Еще торжественней патриарх короновал в соборе Марину, совершив перед тем обряд миропомазания.
И все бы обошлось благополучно, если бы не упрямство новобрачной: отказалась молодая царица принять причастие, как договорились о том в Боярской думе. Сначала согласилась, на людях отступилась. Польская свита ликовала. Послы обдумывали реляции: значит, все-таки будет царица Марина добиваться утверждения католичества. Значит, станет ограничивать православную церковь!
Все видели: растерялся Дмитрий. Не знал, что приказать. К супруге и вовсе обращаться не стал. Может быть, понимал: бесполезно. Нашлись дружественные Дмитрию бояре.
Не успел патриарх завершить коронацию, всех иноземцев едва не вытолкали за двери храма. Оставили одних придворных дам невесты: нельзя было одну царицу оставить. Венчание состоялось полностью по православному обряду. Вместе с благословением царская чета приняла от патриарха вино и просфору — причастилась. Для присутствовавших было достаточно: царица приняла православную веру…
Дмитрию оставалось удивляться. Марина не стала спорить. Не подумала сопротивляться. Вероотступничество? А как же тогда многочисленные родственники в родных краях, так легко переходившие из конфессии в конфессию? Только близкие могли понять, чего стоило для панны млодой быть в соборе в традиционном русском платье, к тому же таком невыносимо тяжелом при ее хрупком телосложении.
Выдержала! В какую-то минуту сама себе подивилась: увидела свой облик в непривычной одежде. Чем не византийская императрица! Принцессу Зою Палеолог можно было понять. Но принцесса Зоя, раз надев русское платье, его больше не сняла — стала великой княгиней Московской Софьей Фоминичной. Марина сбросила с себя непривычную одежду: слишком долго мечтала во всем превзойти западных королев.
И не выполнила другого обычного для московских Правительниц условия — не вышла к ожидавшему ее у крыльца народу. Больше того — потребовала, чтобы толпу заставили замолчать и разогнали. Ее куда больше занимало пиршество, начинавшееся в дворцовых покоях. Шестнадцать лет сказали свое неопытное и роковое слово.
Она еще могла понравиться москвичам. Занять воображение, заранее дружелюбное и сочувственное: они-то знали буйные пиры, молодого царя, знали и историю царевны Ксеньи. Москва не терпела и не жалела Бориса Годунова, но ведь горькая сиротинушка дочь не могла быть за него в ответе. Через считанные дни разойдется по Москве «Плач» обездоленной царевны:
Сплачется мала птичка, белая перепелка:
Охти мне, молодой, горевати!
Сплачется на Москве царевна:
Охти мне, молодой, горевати!
Что едет к Москве изменник,
Ино Гришка Отрепьев расстрига,
Что хочет меня полонити,
А полонив меня, хочет постричи,
Чернеческий сан наложити!
Да хочет теремы ломати,
Меня хочет, царевну, поимати,
А на Устюжну на Железную отослати,
Меня хочет, царевну, постричи,
А в решетчатый ад засадити.
Ино охти мне горевати:
Как мне в темную келью вступати?!
Часть третья
И вся земля Русская
Дмитрий вознамерился по совершению своей свадьбы выступить со всем войском в поход на крымских татар, для чего всю зиму посылали великое множество амуниции, припасов и провианту в Елец, город на татарской границе; и все это свозили туда, чтобы сопровождать войско, так что к весне запасли много муки, пороху, свинцу, сала и всяких других вещей на триста тысяч человек, и было велено все сберегать до его (Дмитрия) прибытия; затем он отправил посла в Крым объявить хану, что он должен возвратить московскому царю все подати, которые Московское государство прежде принуждено было уплатить хану, а не то он обреет хана и весь его народ наголо, как мех, который он ему посылает и который был начисто обрит, совсем наголо; но гонец, отправленный с этим посланием, не возвратился.
Исаак Масса. «Краткое известие о Московии в начале XVII в.»
Теперь надлежит нам сказать несколько слов о его жизни и домашних делах…
Он повелел выстроить над большою кремлевскою стеною великолепные палаты, откуда мог видеть всю Москву, ибо они воздвигнуты были на высокой горе, под которой протекала река Москва, и повелел выстроить два здания, одно подле другого, под углом, одно для будущей царицы, а другое для него самого.
Внутри этих палат он повелел поставить весьма дорогие балдахины, выложенные золотом, а стены увесить дорогою парчою и рытым бархатом, где гвозди, крюки, цепи и дверные петли покрыть толстым слоем позолоты; и повелел внутри искусно выложить печи различными великолепными украшениями, все окна обить отличным кармазиновым (алым) сукном; повелел построить также великолепные бани и прекрасные башни; сверх того он повелел построить еще и конюшню, рядом со своими палатами, хотя уже была одна большая конюшня при большом дворце; он повелел также в описанном выше дворце устроить множество потаенных дверей и ходов, из чего можно видеть, что он в том следовал примеру тиранов и во всякое время имел заботу об этом.
Исаак Масса. «Краткое известие о Московии в начале XVII в.»
За трапезами у него было весело… Он отменил многие нескладные московитские обычаи и церемонии за столом, также и то, что царь беспрестанно должен был осенять себя крестом и его должны были опрыскивать святой водой и т. д., а это сразу же поразило верных своим обычаям московитов и послужило причиной больших подозрений и сомнений относительно их нового царя… Он не отдыхал после обеда, как это делали прежние цари и как это вообще принято у русских, а отправлялся гулять по Кремлю… так что его личные слуги часто не знали, где он, и подолгу искали его в Кремле, пока не найдут, чего тоже не бывало с прежними царями…
Когда он отправлялся на богомолье, он обычно никогда не ехал в карете, а скакал верхом… Он любил охоту, прогулки и состязания. Однажды под Тайнинским, в открытом поле, он отважился один пойти на огромного медведя.
Конрад Буссов. «Московская хроника 1584–1613 годов»
— Топот… Крики… Прислуга вся куда-то запропастилась. Что там? Боже мой, кто вы? Как посмели войти в опочивальню царицы?
— Нет времени представляться, государыня. Идемте, как можно скорей идемте. Я хочу попытаться вас спасти.
— Я снова хочу знать, кто вы? От чего меня надо спасать?
— Я человек бояр Шуйских. Во дворце бунт.
