— О чем же другом, когда надо кормить шляхту, прислугу, лошадей. Когда нам всем надо одеваться и прилично выглядеть, черт побери!
— Я не люблю ругательств.
— Да, конечно, извини, но как же много мы потеряли со смертью такого человека, как покойный государь! И что теперь следует предпринимать? С кем вести переговоры?
— Думаю, ясновельможному отцу не стоит беспокоиться. Московиты не осмелятся поднять руку на тех, кто находится под покровительством великого Зигмунта. Это было бы слишком большим скандалом. Твой двор охраняют, и это уже неплохо. Значит, следует дождаться, когда к нам придут для переговоров. Вернее — к царице Московской. Я бы не советовала ясновельможному отцу вести переговоры самому или даже от моего имени. Я со всем справлюсь сама.
— Но ты никогда этого не делала, Марыню. Откуда тебе знать все тонкости ведения дипломатических переговоров.
— Результаты ваших переговоров я вижу сегодня.
— Ваше величество, встречи с вами добивается московский шляхтич. Его имя Михаил Молчанов, и он почему-то уверен, что вы не откажете ему в аудиенции.
— И он прав. Проси его, Зденек, в гостиный покой. Я приму его одна. Без ясновельможного отца.
— Но, Марыню…
— Именно так. Я поставлю вас в известность, какое дело привело сюда Молчанова.
— Подожди, подожди, Марыню, но разве не он бежал из Москвы перед кончиной твоего супруга?
— Ясновельможный отец не решается, по приказу московитов, называть покойного государя по его истинному имени? Да, это тот Михаил Молчанов, как я полагаю. Идите же, отец. Вам скорее всего незачем с ним встречаться.
— Ваше королевское величество…
— Царское, шляхтич, царское. Мы с тобой в Московии. Ты принес мне хорошую весть, не правда ли? Но как тебе удалось пройти по Москве? Узнать, что я уже в доме отца?
— Ваше величество, это все сущие пустяки. Я бы преодолел гораздо большие препятствия, чтобы не только по поручению вашего светлейшего супруга, но и по велению собственного сердца узнать о вашем состоянии и самочувствии.
— Ты умеешь быть галантным.
— Около вашего величества трудно быть иным.
— Благодарю тебя, шляхтич, но к делу, к делу. Надежно ли убежище моего супруга? Он жив, не правда ли?
— Правда, ваше величество. Опасения его величества оказались вполне оправданными. Жаль, что боярин Басманов не придал им нужного значения. Потерять такого близкого друга для государя очень болезненная утрата.
— Я не спрашиваю, где вы скрылись. Мне лучше не знать, потому что — потому что я не знаю, что меня ждет впереди. Вы, московиты, так легко прибегаете к пыткам.
— Вы правы, ваше величество. К тому же государь, пока я ехал в Москву, должен был еще раз переменить место своего пребывания. Я знаю только, как сноситься с ним. Главная удача, что тело ткача-камчатника удалось так быстро сжечь.
— Я, со своей стороны, выразила негодование, что мне не дали проститься с мужем.
— Вам поверили, ваше величество?
— Не уверена. Но самое большое сомнение вызвала царица-инока.
— Она не подтвердила, что видит перед собой тело сына? Вы это хотите сказать?
— Она упала в обморок такой глубокий, что принесшие тело поняли бесполезность ожидания.
— И так и не пришла в себя?
— Слуги рассказывают, что она закрылась в своем спальном покое и проводит на молитве целые дни и ночи.
— Больше никаких попыток не было?
— Мне кажется, нет.
— Тем лучше, государыня. Теперь все дело в вашей судьбе.
— Я не могу строить никаких предположений. Мне только сказал один из Шуйских, что меня не оставят в Москве и, кажется, вообще в Московии. Может быть, они хотят вернуть меня в Польшу.
— Государыня, но ведь с Польшей идет война. Ваше возвращение пока невозможно.
— Но я и не хочу его!
— Не хотите? Но те опасности…
— Не хочу! И не собираюсь говорить об этом. Я царица Московская и останусь на своей земле. Пусть государь поспешит с возвращением себе престола.
— Трудно сказать, насколько быстро это может удаться. Если удастся вообще.
— Вы сомневаетесь, благородный шляхтич? Вы — такой отважный и бесстрашный? После того, что сделали для государя?
— Теперь многое будет зависеть от вашей стойкости, государыня. Сколько сумеете выдержать вы, ваше величество.
Что же касается знамений на небе, то я сам видел их вместе с моим хозяином, у которого я жил вместе с нашими домочадцами и двумя или тремя московитами, и это было весьма диковинное зрелище, но немногие приняли его во внимание.
Около четырех часов пополудни на прекрасном голубом и совсем безоблачном небе со стороны Польши поднялись облака, подобные горам и пещерам. И так как перед тем их не было видно на горизонте, то казалось, что они упали с небесного свода. Посреди них мы явственно видели льва, который поднялся и исчез, затем верблюда, который также исчез, и, наконец, великана, который тотчас исчез, словно заполз в пещеру, и когда все это исчезло, мы явственно увидели висящий в воздухе город со стенами и башнями, из которых выходил дым, и этот город также исчез; все это поистине так совершенно, словно расположено в изрядном порядке искусным художником; и многие видевшие это люди были повергнуты в страх, но многие обратили на это внимание только для того, чтобы рассмеяться.
Исаак Масса. «Краткое известие о Московии в начале XVII в.»
— Государь-братец, Василий Иванович, что делать будешь? Сказывают, убивец Михаил Молчанов в Москве объявился.
— Откуда? Его же на западных рубежах видали? Разве нет?
— Видать-то видали, как он походя смуту сеял. Про чудесное спасение государя Дмитрия Ивановича толковал. На звездочета какого-то ссылался. Мол, царевичу Дмитрию на роду написано трижды смерть мнимую принять и за каждым разом целым и невредимым остаться. А вот теперь мои люди видели, как ночным временем в дом воеводы Мнишка пробирался.
— Не спутали ли?
— Спутаешь его, татя ночного! Больше, государь-братец, скажу. Стрельцы с улицы доглядели, что за каждым разом окна в покое Марины Юрьевны зажигалися. Хоть служанка их ставнями и прикрывала, а все равно издаля щелки-то видать. Как Михаил прочь пойдет, так и окошки тухнут.
— В полюбовники что ли убивца Маринка взяла? Горда больна.
— Ни-ни, я не про то. Нет ли дел у них каких-нибудь? Не послом ли Молчанов к ней заявился, может, заговор какой готовить?
— Неужто веришь, Ивана Иванович, что в живых остался наш нехристь?
— Вроде бы сомневаться не приходится, а все же…
— Тогда, выходит, хватать Михаила надобно. Ни минуты не медля, хватать да на допрос.
