— Подожди, подожди, дочь моя. Есть и другой выход. Ты можешь обещать поставить свою подпись на границе с польскими владениями.
— И что же?
— Но ведь достичь этой границы можно, только проехав мимо Москвы. Разве людям государя не все равно, в каком месте похищать твой обоз? И, по всей вероятности, это удобнее делать поблизости от их лагеря, не правда ли? Но ты хотя бы знаешь исполнителя этого плана?
— Грамота подписана Александром Зборовским. Он служил государю Дмитрию Ивановичу, и я знаю его. По виду.
— Главное, дочь моя, его происхождение. Ведь он сын знаменитого своими похождениями Самуила Зборовского. Это Самуил во время вступления на престол в Кракове Генриха Анжуйского в припадке бешеного гнева убил магната Анджея Ваповского и за то был осужден на вечное изгнание из Польши. Ему оказал гостеприимство Стефан Баторий в бытность свою Семиградским воеводой. Самуил несколько раз самовольно возвращался в Польшу в надежде вымолить себе прощение, принимал участие в сражениях на стороне польских отрядов. Одержал громкую победу под Великими Луками. Но с окончанием войны вынужден был вернуться в Запорожье и стал там гетманом запорожских казаков. Помнится, вел переговоры с крымским ханом Мехмет-Гиреем о помощи в захвате Валахии — он видел себя ее господарем. Когда и здесь ничего не вышло, бесстрашно приехал в Польшу и стал хвастаться, что покончит с королем и Замойским. Хвастался до тех пор, пока с согласия Батория ему не отрубили голову.
— Все-таки.
— Король не мог поступить иначе. За его спиной стояли магнаты.
— Значит, святой отец, ты думаешь, на сына Самуила можно положиться. Он достоин отца.
— В смысле храбрости несомненно.
Гетман Ружинский, и полковники, и русские воры, бояре и дворяне, и всякие люди, которые в Тушине были… собравшись, пошли к Москве, чтобы, придя, выжечь весь Деревянный город и людей порубить. И прибежали в Москву разведчики и сказали царю Василию, что поднялись на Москву литовские люди всеми таборами.
Царь же Василий, посоветовавшись с патриархом Гермогеном и с боярами, повелел боярам и воеводам выступить против них. Бояре же выступили против них с обозом; и был бой в продолжение всего дня, и начали осиливать московских людей, и конных выбили с их позиций, а пешие едва устояли.
И пришли на помощь боярин князь Иван Семенович Куракин, а с другой стороны князь Андрей Васильевич Голицын да князь Борис Михайлович Лыков. И пошли они на литовских людей и на изменников русских, и побили у них много людей, и топтали их до речки до Ходынки. И многие литовцы и русские воры со страху побежали из таборов. Так что если бы московские люди не остановились у речки, то они бы бежали, покинув таборы, — такую храбрость московские люди проявили… И с того времени литовцы перестали открыто на Москву нападать.
«Новый летописец»
Июль. Опять июль. На этот раз 1608 года. Предначертание какое-то. Лето в разгаре. Ночи теплые. Духовитые. Все небо звездами усыпано. Время от времени гром погромыхивает вдалеке. Молнии вспыхивают. Далеко-далеко. Полынью тянет. Под колесами песок поскрипывает. Ночным временем в деревнях только собаки перекликаются. Петухи нет-нет петь принимаются.
Зборовский предупредил: ехать тихо. Ни разговоров. Ни огней. На подставах в лесу лошадей быстро-быстро перепрягают. Кучера и те перешептываются. Скорее! Только бы скорее!
Обоз сзади поставили. Если отрежут, без добра обойтись придется. Лишь бы людей доставить. Лишь бы вас, ваше величество. Самое время вам с супругом вашим соединиться. Москва рядом. Чуть что не из шатров лагерных видать. Пятнадцать верст одним махом промчаться можно!
Снова ни словечка. Молчит государь. Невольно задумаешься, по его ли воле все делается, или… Нет, нет, святой отец сказал, Александру Зборовскому можно верить. Сама знаю, можно. И все же…
Страха нет. От страха давно отучилась. Другое дело: из одной ловушки в иную попасть. На отца полагаться нечего. То настаивал, чтобы брата тем же обозом привезли. То в возок ящик вина требовал — мол, разобьют в телеге.
Как встреча с государем пройдет? Тогда оставил. Не позаботился. Об опасности не подумал. В голову не пришло, или все равно было, разве узнаешь?
Сова вблизи ухнула. Не сова — знак. Зашелестело в придорожных кустах. Возня какая-то. Возок развернулся, по ухабам не поехал — поплыл. Стража, да она вся своя. Кого подкупили, кого напоили. Если один какой и закричал бы, тревоги все едино не вышло.
Голоса. Ближе. Ближе. Огни мелькнули. Лошади стали.
— Приветствую вас, ваше величество. Хочу верить, что поездка ваша не была слишком утомительной. Правда, возок — не карета.
Александр Зборовский. Рядом Панове наши. Много. Толпа. Смеются…
— А государь…
— Он ждет ваше величество в шатре. Разрешите предложить руку. Осторожнее, ваше величество. Хоть мы и постелили ковры. Под коврами могут быть корни. Лес, ничего не поделаешь. С вашего разрешения, я поддержу вас…
А Дмитрий? Где Дмитрий? Никто не удивляется. Комплименты говорят. Кланяются. К руке просят приложиться. Болен? Ранен?
— Сюда, ваше величество. Вы сами увидите: для стоянки в лесу — табора военного совсем неплохо. А ваш шатер и вовсе из восточных сказок. Вот и пришли. Ваше величество, государь Дмитрий Иванович, мы доставили вашу супругу.
Что это? Кто? Глаза в глаза глядит. Не сморгнет. Опустился на колено. Берет руку…
— Моя дорогая, наша разлука была невыносимой. Наконец-то… Вам столько довелось пережить… А теперь оставьте нас, панове, ее величество устали и предпочтут остаться со своим супругом вдвоем.
Титулы Тушинского вора:
Се яз Царь и Великий Князь Дмитрий Иванович, всея Руси и Московский области Великого Величества Самодержец и Вседержитель Российского государства, Царь и Великий Князь Дмитрий Иванович всея России, Богом хранимый и Богом избранный и Богом дарованный и Богом помазанный и надо всеми Ордами превознесен, старому Израилю уподобись, покровением десницы Вышнего Бога, едины подсолнечный Крестьянский Царь и многих Государств Государь и обладатель.
Наияснейший и непобедимый Самодержец Великий Государь Дмитрий Иванович, Божьею милостью Цесарь и Великий Князь Всея Руссии и всех Татарских царств и иных многих Государств Московские Монархии подлеглых Государь, Царь и обладатель, Его Цесарское Величество.
Полог опустился. Тяжелый. Парчовый. Кто-то у пола край поправил. Ни щелинки. Пол в коврах персидских. Кресла итальянские. Стол в дорогих каменьях. Подсвечники огромные. Тяжелые. Свечи ровно-ровно горят. Не шелохнутся.
— Кто ты, пан?
— Государь Всея Руси Дмитрий Иванович. Титула можно не повторять.
— Твое настоящее имя?
— Я назвал его. Другого не знаю.
— Мы вдвоем.
— Тем более. Моя супруга звала меня всегда просто государем.
