— Моя благодарность, ваше императорское величество…
— Должна выражаться в деле, которого я пока не вижу. Когда вы наконец решите дело с этим злосчастным Новиковым? Русская армия легко справляется со всеми армиями мира, зато императрица ничего не может поделать с каким-то жалким отставным прапорщиком, владельцем нескольких десятков душ! Что там происходит с ним? Очередные торжества на берегах гнилого болота?
— Нет, ваше величество, ему не до торжеств. В прошлом году у Новикова скончалась супруга. В похоронах принимало участие все семейство ее родственников — Трубецких. Князь Николай Иванович Трубецкой горько по этому поводу в своих письмах сетовал.
— Вы перлюстрируете почту и родственников Новикова?
— Ваше величество, мне казалось…
— И правильно казалось. Я не собираюсь вас осуждать.
— Благодарю вас, государыня. Сам Новиков подвержен тяжелым нервическим припадкам. А после потери супруги так ослабел, что без посторонней помощи не может даже подняться с постели.
— Ваше сострадание к ближнему говорит о вашем мягком сердце, генерал-фельдмаршал. Но я не заинтересована в подобных подробностях. Для меня важнее, чем сейчас этот Новиков занимается. Не могу себе представить, чтобы столь вредный для общества человек прекратил свою деятельность. Даже на смертном одре.
— Мы обезопасили себя тем, что подкупили некоторых его крестьян и слуг. Они доносят о всех его речах и поступках.
— О сих последних вас и спрашиваю.
— Не иначе как болезнь и общий упадок сил побудили господина Новикова спустя полгода после смерти супруги подписать акт об уничтожении «Типографической компании».
— Что вас, князь, совершенно успокоило.
— Господин Новиков совершенно ограничился распоряжениями по своей деревне.
— И продолжает строить каменные хоромы для своих крепостных, не правда ли?
— Но совсем немного, ваше величество.
— Многого ему и не сделать: откуда взять средства. Он же беден как церковная мышь. Да, и кстати — это правда, что в крестьянских домах висят его гравированные портреты? Что же вы молчите, князь? Правда или нет?
— Правда, ваше величество.
— Вот как! Значит, в моей империи появился то ли новый святой, то ли духовный наставник. Хотя бы одно это не насторожило вас, князь? Хотя бы это?
— Эти гравюры так плохи…
— А вы считаете, это имеет значение? Но хотя бы кто автор этих новых икон? С чьего портрета делались гравюры?
— Господина Академии советника Левицкого.
— Вот это новость! Новиков разорился на собственный портрет у этого художника?
— Насколько мне известно, они очень дружны, государыня.
— Этого еще не хватало! А почему, собственно, вы до сих пор медлите с арестом этого смутьяна и бунтовщика?
— В арестом? Но, ваше императорское величество, для ареста должна существовать причина, хотя бы какое-то обоснование.
— Которого вы для пользы дела не можете найти.
— Я всего лишь солдат, ваше императорское величество.
— И это значит — собираетесь ждать приказа от императрицы. Так вот приказа моего не будет и никакого предписания получить вам не удастся. Но кое-какие советы я вам все же дам. А, впрочем, у нас есть причина для немедленного ареста и заточения Новикова в крепость. Ведь он через архитекта Баженова пытался связаться с великим князем. Это была политическая интрига, по существу заговор. Подробности выяснит следствие. Составьте указ об аресте государственного преступника. Я его немедленно подпишу. Какое у нас сегодня число?
— 13 апреля 1792 года, ваше императорское величество.
— Превосходно. Но теперь я хочу вам дать некоторые дополнительные указания. До ареста произведите обыски всех московских книжных лавок. Уверена, в них найдется достаточно изданий или ранее запрещенных или вообще выпущенных без соответствующих цензурных разрешений. У Новикова это случалось нередко. Владельцев лавок, где найдется подозрительная литература, на месте арестуйте. И обыщите все новиковские дома в Москве. Пусть розыском запрещенных изданий занимается вся московская полиция.
ПЕТЕРБУРГ
Васильевский остров. Дом Д. Г. Левицкого
Н. А. Львов, Д. Г. Левицкий
— Победа, Дмитрий Григорьевич, наконец-то победа! Вы слышали, друг мой, последние новости?
— Что вы имеете в виду, Николай Александрович? Но даже не зная вашего ответа, радуюсь вашей радости.
— Нашей, друг мой, нашей!
— Нашей? Но…
— Никаких «но»: светлейший князь Потемкин-Таврический терпит поражение по всей линии.
— Разве вы не были с ним в добрых отношениях?
— Добрые отношения и дружба — вещи разные.
— Наверное. Но если в чем-то и сказались неудачи сего могущественного сатрапа, он найдет способ обратить их в свою пользу.
— Знаю, знаю, ваше с Капнутом мнение, и вот вам полное опровержение: наш Александр Андреевич возвращается на свое былое место!
— Граф Безбородко? Полноте! Как можно?
— Вот об этом и хочу вам рассказать, мой друг.
— Я весь нетерпение.
— Вы же знаете, государыня потребовала от светлейшего вернуться к войскам.
— Кто ж того не знал.
— Светлейший не торопился с отъездом и всячески добивался высочайшей аудиенции, как потом оказалось, чтобы отказаться от своих воинских обязанностей.
— Светлейший решил избежать армии? Но он всегда был так удачлив в боях и, кажется, упивался пылом сражений.
— Полноте, никто не отнимает у него личной храбрости. Но Потемкин — не Суворов. Вы же слышали о фантастических удачах этого военачальника?
— Который вышел в отставку? Сына Василия Ивановича?
— Вы еще не то услышите о нем — в этом уверены все наши офицеры. В Суворове готовы они видеть истинного Марса, сражающегося ради искусства сражения. Потемкин — не то. Если он чего-то и искал, то только почетного возвращения, может быть, даже в комнаты рядом с личными апартаментами.
— Но он так могуществен.
— Чего стоит его могущество рядом с одним-единственным неудовольствием или капризом императрицы. К тому же, известно, братцы Зубовы не дремлют.
— Так что же со светлейшим?
— А то, что он знал истинное положение дел с нашими армиями и боялся возможных собственных неудач.
— Даже так?
— Его возвращение на юг подтвердило наихудшие предположения князя. Он начинает руководить военными действиями против Порты, но счастье совершенно изменяет ему.
— Между тем, я слышал, действия Суворова…