— Что потом?
— Скончался в заточении.
— Да, да, припоминаю, его…
— Задушили.
— Мы немедленно собираемся в путь. Слышите, господа офицеры. Немедленно в путь.
— Куда прикажете, ваше императорское величество?
— Само собой разумеется, в Петергоф.
— Но зачем? Там уже никого нет.
— Дознаться. Собственными глазами увидеть. Почему я должен полагаться на ваши дурацкие донесения!
— Государь, мы теряем время!
— А, это ты, канцлер. Я и забыл, что ты у нас практик по части дворцовых перемен. Жаль ты не занимался философией и потому не знаешь, что история никогда не повторяется. Ни одна ее ситуация.
— Но то философия, государь, а жизнь подсказывает совсем другое, и дай Бог, чтобы на этот раз я ошибся.
— Во всяком случае, я не вижу никакой опасности. Да и в чем здесь опасность для меня может заключаться? Сейчас моя вина, что я сразу же не начал дела о разводе. Как бы это упростило нашу жизнь.
ПЕТЕРБУРГ
Дом Дашковых
Е. Р. Дашкова
Свершилось! Измайловский полк присягнул новой императрице. Весь. Никто и спорить не стал. Отреклись от старой присяги, и все. «Долой голштинцев!» кричали. Так говорят.
И все без меня. На улицах народ. Всадники мчатся, карета. Люди то там, то тут кучками собираются. Новостями пообмениваются. А к нашему крыльцу никто не подъехал. С отъезда младшего Орлова никто. Вестей ни от дядюшки канцлера, ни от Никиты Ивановича Панина. Дворецкого послала, разведал — и возле императрицы их нет. Все толпой в Казанский собор двинулись — общую присягу принимать.
Праздник… Может быть. Только слова свергнутого императора все в голову лезут: отбросит тебя, как выжатый лимон. Отбросила? Нет, нет, и думать не хочу. Самой к ней ехать надо. До нее добраться. Не иначе растерялась, верных людей под рукой не имеет — послать, распорядиться.
Снова дворецкий прибежал. Так и говорят: орловский праздник. Одни братья около государыни. Когда народ стеснился, Алексей государыню над головой поднял и сквозь толпу на вытянутых руках пронес. Ненавижу! Господи, как ненавижу! Что они-то, неучи, грубияны, для просвещенной монархии сделать могут.
Дядюшка Михайла Ларионович сколько раз намекал, верить не хотела: государыня — и амуры? Быть того не может, не такой человек. А выходит… Все равно ехать надо, протиснуться, рядом быть, тем более братцам противустоять.
Мундира портной так и не прислал. Придется в парадном придворном туалете ехать. Сразу во дворец. Видно, никто не вспомнит о маленькой княгине.
На Дворцовой площади не протолкнуться. Слуги растерялись — ни подъехать к крыльцу, ни пешком подойти. Спасибо, измайловцы заметили: «Где же вы были, княгиня? Как же без вас?»
Во дворце ее императорское величество издали увидели: «Друг мой, наконец-то! Что задержало вас?» Что объяснять — проще сослаться на портного. Императрица пожурила будто между прочим, сама на руку Григория Орлова опирается. Алексей Орлов рядом. Хохочет, шутки отпускает: «Явились, ваше сиятельство! Решились, наконец!»
Да куда же ее императорскому величеству без друга обок: вот ленту Екатерининскую одела — как можно! Объяснила: Екатерининская только для супруг царствующих особ. Для супруг! А ее величество теперь сама царствующая особа, значит, положена ей Андреевская. Государыня смутилась: «Ваша правда, да что теперь сделаешь».
Есть выход, есть! Сняла с дядюшки Никиты Ивановича, государыне поднесла — чтоб пока суд да дело на себя возложила. Как положено. Она благодарить принялась — меня, дядюшку, а Алексей Орлов как нарочно: «Вам теперь, ваше императорское величество, и безо всяких регалий являться можно — за вами воля народа. Она дороже всех лент стоит». На меня посмотрел: «Вам только бы показаться нужной, княгиня, а сейчас не до будуарных любезностей». Так и сказал: будуарных любезностей.
Императрица откликнулась: «Не время препираться. Меня ждут сенаторы — редактировать манифест. Поспешите, Григорий Григорьевич». Двери за собой притворили. Без Панина. Без Воронцова. Не нужны. Все больше не нужны. Так скоро…
Но ведь есть еще император, и разве мыслимо, чтобы он так просто от власти своей отказался. Где он? Что с ним? Что может измыслить? Надо пройти к императрице. Что из того, что гвардейцы у дверей. Княгиню Дашкову не могут не знать — пропустят.
От стола Алексей Орлов поднялся: «Вы что, княгиня?» Не посмотрела на него — сразу к императрице: «Ваше императорское величество, надо предусмотреть возможность появления императора в Петербурге. Это очень важно».
Орлов вмешался: мол, на дорогах заставы. На дорогах! А водный путь? Кто обратит внимание на галеру, если даже под императорским штандартом? Императрица обеспокоилась, распорядилась и тут же велела готовиться к маршу вместе с ней в Петергоф. Во главе гвардии. Верхами.
И снова — платье. Подпоручик Талызин свой мундир уступил, да тесноват оказался. Камеристки нет, пришлось мне предложить снова свои услуги. К верхним петлям, на бюсте, завязки сделали. Сукно самое простое, грубое. Прямо на него пришлось приколоть шитую Андреевскую звезду. А под голубой лентой и вовсе грубости не видно стало. Государыня заметила: не забыть бы отблагодарить. Подпоручик так и зарделся. Вот поди ж ты, всем императору обязан. Под новый год за пять дней из сержантов в прапорщики, а там и в подпоручики произведен был — и не заколебался государыне присягу принести. Видно, ее приход на престол — благословение Божье для России.
В последнюю минуту перед выездом в зале появился канцлер.
— Ваше императорское величество, я здесь по поручению государя императора и умоляю вас выслушать меня.
— Михаил Ларионович, у нас положительно нет времени. Единственно, что я могу вам предложить: присоединяйтесь к нам — мы направляемся во главе армии в Петергоф.
— Государыня, я уверен, вам не в чем упрекнуть старого и верного слугу вашей покойной императрицы-тетушки. Во все время ее правления я всегда оказывал великой княгине самое глубокое и неукоснительное почтение. Не откажите же в единственной просьбе старику — я всего лишь выполняю волю того, кому приносил присягу на верность.
— Бог мой, вы так волнуетесь, канцлер, что ваша жизнь может оказаться на моей совести. Хорошо, я слушаю вас. Господа, не расходитесь — мы через минуту двинемся в путь.
— Государыня, его императорское величество просил передать, что он не поставит вам в вину ни вашего самовольного отъезда из Петергофа, на который вы не получили согласия вашего супруга, ни даже событий в Измайловском полку. Но при одном условии — что вы немедленно и с обычной своей свитой вернетесь в Петергофский дворец. Император готов заранее простить вас, лишь бы не вносить смуту в ряды армии и головы своих граждан. Подумайте, государыня, какие пагубные последствия может иметь подобный разброд. От себя скажу: он неизбежно повлечет за собой кровопролитие, вражду и обнищание государства. Не делайте этого, государыня, не делайте!
