— Пойдем, Хелен, — позвала кузина.
— Иди, Хелен, — повторила тетушка и почти на одном дыхании продолжила, обращаясь уже к Маргарет: — Хелен меня не обманет. Ей небезразлично.
— Тише! — шепнула Маргарет. — Фрида услышит, а она бывает очень надоедливой.
— Ей небезразлично, — настаивала миссис Мант, задумчиво перемещаясь по комнате и вытаскивая из ваз засохшие хризантемы. — Я знала, что ей будет небезразлично, что вполне естественно для девушки! Такие переживания! Что за ужасные, грубые люди! Я лучше их знаю, не забывай об этом; и если бы Чарльз подвозил от станции не меня, а тебя, ты приехала бы к их дому совершенно убитой. О, Маргарет, ты не понимаешь, что вас подстерегает. Они все собрались прямо перед окном гостиной. Там миссис Уилкокс — я ее уже видела. Там Пол. Иви, эта дерзкая девица. Чарльз — я его первого увидела. А что это за пожилой мужчина с усами и медным лицом?
— Наверное, мистер Уилкокс.
— Так я и думала. Значит, и мистер Уилкокс.
— Не стоит называть его лицо медным, — вступилась Маргарет за мистера Уилкокса. — Для мужчины его возраста у него на редкость хороший цвет лица.
Миссис Мант, торжествовавшая оттого, что оказалась права во всем остальном, могла позволить себе согласиться с Маргарет по поводу цвета лица мистера Уилкокса. Затем она перешла к обсуждению плана кампании, которого в будущем должны придерживаться ее племянницы. Маргарет попыталась ее остановить.
— Хелен приняла эту новость не совсем так, как я ожидала, но уилкокский нерв в ней в самом деле убит, поэтому у нас нет нужды ни в каких планах.
— Но его желательно подготовить.
— Нет, его не надо готовить.
— Почему?
— Потому что…
Мысль Маргарет возникала из туманных наитий. Она не могла сформулировать ее в многословных предложениях, но чувствовала, что тот, кто привык вечно подстилать соломку, скорее всего обретает защиту от неожиданностей в обмен на радость жизни. Необходимо готовиться к экзаменам, или к званому ужину, или к падению цен на бирже. Но когда речь идет о человеческих взаимоотношениях, следует вести себя иначе, в противном случае ничего хорошего не получится.
— Потому что я скорее пошла бы на риск, — было ее неуверенное заключение.
— Но только представь себе вечера! — воскликнула тетушка, указывая носиком садовой лейки на «Уикемские особняки». — Стоит включить свет там или здесь, и вы окажетесь словно в одной комнате. Однажды вечером они забудут спустить шторы, и вы их увидите, а в следующий раз вы забудете спустить свои, и они увидят вас. Невозможно сидеть на балконе. Невозможно поливать цветы и даже разговаривать. Только представь себе: вы выходите на улицу, и тут же из двери напротив появляются Уилкоксы. И ты говоришь мне, что планы не нужны и что ты пошла бы на риск.
— Надеюсь, мне всю жизнь удастся рисковать.
— О, Маргарет, это так опасно.
— Но, в конце концов, — с улыбкой проговорила Маргарет, — риск никогда не будет большим, если у человека есть деньги.
— Как не стыдно! Какие возмутительные суждения!
— Деньги смягчают острые края, — заявила мисс Шлегель. — Храни Бог того, у кого их нет.
— Но это что-то новенькое! — сказала миссис Мант, которая собирала новые идеи как белка — орехи, и особенно любила те, что легко переносятся.
— Новенькое для меня. Разумные люди давно это поняли. Вы, я и Уилкоксы стоим на деньгах как на островах. У нас под ногами такая твердая почва, что мы вовсе забываем об их существовании. И только когда видим рядом семенящего человека, понимаем, что значит наш независимый доход. Вчера вечером, когда мы беседовали здесь наверху, у камина, мне пришло в голову, что мир в своей сущности основан на экономике и что самая страшная пропасть — это не отсутствие любви, а отсутствие средств.
— Я бы сказала, мысль довольно циничная.
— Согласна. Но мы с Хелен, когда нам придет в голову критиковать других, должны помнить, что у нас под ногами есть такие острова, между тем как многим приходится барахтаться под водой. Бедняки не всегда могут достичь уровня тех, кого им хотелось бы полюбить, и им едва ли удастся отделаться от тех, кого они любить перестали. Мы, богатые, можем. Представьте себе ту июньскую трагедию, если бы Хелен и Пол Уилкокс были бедны и не смогли воспользоваться железными дорогами и автомобилями.
— Похоже на социализм, — подозрительно проговорила миссис Мант.
— Называйте как хотите. Я бы сказала, что это значит жить, не пряча козыри под столом. Мне надоели богатые люди, прикидывающиеся бедняками и полагающие, что не обращать внимания на горы денег, которые помогают им выстоять над бушующим морем, — это правильная позиция. Я стою на шестистах фунтах в год, Хелен тоже, Тибби будет стоять на восьмистах, и по мере того как наши фунты, крошась, осыпаются в море, их количество пополняется — оттуда же, из моря, да, из моря. И все наши мысли — это мысли, поддерживаемые шестьюстами фунтами, да и все наши речи тоже. И поскольку нам не надо красть зонтики, мы забываем, что те, под водой, могут захотеть это сделать и иногда делают, и то, что здесь представляется шуткой, там оказывается реальностью.
— Они идут! Вон фрейлейн Мозебах. Для немки она, право, одевается прекрасно. О!..
— Что случилось?
— Хелен посмотрела на окна Уилкоксов.
— Почему бы ей не посмотреть?
— Прошу прощения, я тебя прервала. Что ты говорила о реальности?
— Я, как всегда, перевела разговор на себя, — ответила Маргарет таким тоном, как будто вдруг задумалась о чем-то своем.
— И все-таки скажи мне: ты за бедных или за богатых?
— Это очень трудно. Спросите иначе. Я за бедность или за богатство? За богатство. Ура богатству!
— За богатство! — подхватила миссис Мант, получив наконец долгожданный орех.
— Да, за богатство. Да здравствуют деньги!
— Я тоже за богатство, и, боюсь, большинство моих знакомых в Суонидже тоже, но я удивлена, что ты с нами заодно.
— Большое спасибо, тетя Джули. Пока я рассуждала, вы привели в порядок букеты.
— Пожалуйста, дорогая. Но мне бы хотелось быть полезной и в более важных делах.
— Тогда не откажите в любезности: не сходите ли со мной в бюро по найму? Там одна горничная никак не может сказать мне ни «да», ни «нет».
По дороге в бюро они тоже подняли глаза на апартаменты Уилкоксов. На балконе сидела Иви, которая, по словам миссис Мант, «уставилась на них крайне невежливо». Да, сложившаяся ситуация и правда действовала на нервы, в этом не было сомнений. Хелен выдержала бы такую ни к чему не обязывающую встречу, но Маргарет забеспокоилась. Не оживет ли убитый нерв, если это семейство будет жить у них под носом? Фрида Мозебах будет гостить еще две недели, а она проницательна, чертовски проницательна, и вполне способна сказать: «Ты любишь одного из тех молодых джентльменов напротив, да?» Подобные утверждения могут не соответствовать действительности, но если их повторять не один раз, то они, как правило, становятся правдой. Точно так же как и слова «война между Англией и Германией неизбежна» с каждым повторением делают войну чуть более вероятной, а потому с энтузиазмом тиражируются бульварной прессой обеих стран. Нет ли у человеческих чувств своей, бульварной прессы? Маргарет решила, что есть, и, пожалуй, типичными ее примерами будут добрая тетушка Джули и Фрида. Они могут своей постоянной болтовней пробудить в Хелен повторение ее июньских переживаний. Повторение — не более. Они не смогут привести к прочному любовному чувству. Эти две дамы подобны Журналистике — она это ясно видела, — тогда как ее отец, при всех своих недостатках и упрямых заблуждениях, был подобен Литературе, и, будь он жив, ему удалось бы дать дочери правильный совет.
