— Вы давно здесь? — полюбопытствовал Уильям.
— Почти два месяца, — насупился мистер Рамс-боттом. — Здоровье поправляю. Врачи велели. Два терапевта и еще специалист. — Тут прибыл официант с напитками, и бизнесмен сразу же выпрямился и оживился. — Разбирайте, джентльмены. Это вам, мистер Дерсли. Это вам, коммандер. Очень рекомендую, отличная вещь, — причмокивая и энергично кивая, сообщил он. — Так о чем это я?
— О здоровье, — напомнил Уильям.
— Да, точно. — Мистер Рамсботтом тут же ссутулился и поник, сияние за стеклами очков померкло, щеки ввалились. Перед ними сидел совершенно больной человек. — Так вот, два терапевта и специалист. Я не ел, не спал. А еще головокружения — о-о-о, ужасные головокружения! И спина — вот тут, нет пониже, вот там — ох, не дай Боже никому. Я просто не знал, куда себя деть и куда податься. Кого ни встречу, все твердят в один голос: «Да, Джонни Рамсботтом, ты здорово сдал». А я им: «И не говорите, разваливаюсь на глазах». Не ел, не спал, дела забросил. В голове будто циркулярная пила жужжит без передышки, да еще и с мочевым пузырем нелады — каждые десять минут в уборную бегал. Вот я и думаю: «Охохонюшки, если так дальше пойдет, лучше сразу в гроб ложиться». В общем, обратился я к доктору, он сразу все понял: «Это почки. Беда у вас с почками». Охотно верю — нутро у меня всегда было слабое. Так, постойте. Обед накрыли. Можно пойти заморить червячка.
До самого ресторана мистер Рамсботтом, не понижая голоса, продолжал свою скорбную повесть.
— Прихожу я тогда к другому доктору, и что выясняется? «Сердце у вас неважное, мистер Рамсботтом». Я и на этот раз не удивился, всегда подозревал, что с сердцем у меня худо, барахлит оно. Однако на всякий случай сходил еще к специалисту, лучшему в Манчестере, и он вроде разобрался: послал меня сперва в Харрогейт, а потом, когда я вернулся, выписал лекарство, посадил на диету и велел, если получится, забросить дела на годик-другой и уехать из Манчестера на свежий воздух. Наведался напоследок к своему врачу, он меня сюда и направил. Я послушался.
— Теперь-то вам лучше? — с вежливым интересом спросил Уильям.
Мистер Рамсботтом призадумался, застыв в дверях обеденного зала.
— Лучше ли? Это вопрос. В каком-то смысле определенно лучше. Жужжание и головокружение прошли, худо-бедно ем и сплю, но здоровья мало, ох мало, как ни крути. Здоровье уж не то, и прежним не будет. Нутро слабое, глаз да глаз нужен. И спину до сих пор простреливает. Такая, знаете, мистер Дерсли, резкая боль, словно раскаленную спицу воткнули. Одну минуту, прошу прощения.
Он повернулся поприветствовать трех меланхоличных девушек в черном, составляющих, судя по всему, собственный оркестр отеля, и они едва заметно улыбнулись ему из-за инструментов. Пианистка ставила ноты, а скрипачка и виолончелистка настраивались. К виолончелистке, самой печальной из этого меланхоличного трио, мистер Рамсботтом и обратился.
— Как поживает ваша матушка, мисс Грирсон? — спросил он. — Есть вести?
— Сегодня получила письмо, мистер Рамсботтом. Спасибо. Ей получше, хотя еще недели две с постели не встанет.
— Ну, это уже не страшно, раз она поправляется. Или страшно? Прямой ответ на прямой вопрос. Конечно, не страшно. Передайте ей, пусть побольше сидит и получше питается, мисс Грирсон. А вы сыграйте нам сегодня что-нибудь душевное. Покажите себя.
Обменявшись любезностями, он повел своих спутников в глубину просторного полупустого зала, где у камина был накрыт стол на троих.
— Я и думать не думал, что с оркестрантками вы тоже знакомы, Рамсботтом, — заметил коммандер.
— Это да, успел познакомиться. Что печальнее, все их мелодии я тоже наизусть знаю, поднадоели порядком. Та, с которой я разговаривал, мисс Грирсон, матери нездоровится, и ее это печалит. Она из-под Бирмингема, девушка милая и тихая, но виолончелистка никудышная. Сами убедитесь, когда они запиликают. Иногда так фальшивит, что аж глаза слезятся, будто кислый крыжовник жуешь. Слух у нее дубовый, прямо как этот стол. Кстати о столе — вам нравится? Очень недурное начало, правда? Я предупредил, что сегодня у меня особенный случай. И ужин будет особый. Они со мной осторожничают, мистер Дерсли, чем попало не кормят. Коммандер уже знает, да?
— Знаю, — подтвердил коммандер, и в уголках его глаз разбежались лучики морщинок. — Наш Рамсботтом в кухне разбирается. Эпикуреец. Гурман.
— Да нет, я бы не сказал. Просто люблю вкусно поесть. Привык я к хорошей еде, так что, в отличие от большинства людей, на вид и на вкус отличу хорошее от дряни. А потом, я ведь этим деньги зарабатываю — оптовыми поставками продуктов, — мне сам Бог велел примечать, что я ем и пью. В первые два дня здесь я только пробовал, ничего не говорил. Потом пошел потолковать с управляющим. Говорю ему: «Я здесь надолго». Он мне: «Знаю, мистер Рамсботтом». — «Но съеду завтра же, если будете меня так кормить». — «Что случилось, что такое? Кухню нашу все хвалят, продукты берем хорошие». Тут я рассмеялся. «Заблуждаетесь, — говорю. — Вас кто-то мастерски водит за нос». — «А что же не так?» — «Сейчас я вам расскажу». И я ему рассказал. Хлеб у них дрянной, слишком много квасцов и крахмала в муке, масло пополам с маргарином, кофе самый дешевый. Если суп разводите из концентрата, хотя бы марку найдите поприличнее. Жир, на котором жарят, никуда не годится, посуду чистят небрежно, выдавать маслюка за палтуса — последнее дело, а парная говядина, похоже, прежде чем попасть на кухню, совершает кругосветку, потому что она у них мороженая. «А кекс, который вы подаете к чаю? — говорю я ему. — Если он вам обходится дороже семи пенсов за фунт, вас крупно надувают». «Да ну, глупости, — отвечает мне управляющий. — Пойдите еще найдите такой кекс по семь пенсов за фунт». — «Я-то найду, даже по шесть за фунт, хоть сейчас оформлю в любом количестве, заказывайте, только меня этим не кормите, я эту дрянь в рот не возьму, мне приличную еду, будьте добры. И не мухлюйте. Уж в этом деле я разбираюсь». Вот с тех пор я горя не знаю. Может, меню наше не сравнится по изысканности с тем, что подают другим, но вы смотрите в корень. Еда будет простая, зато гарантированно здоровая и питательная.
Уильям, глядя на круглое лицо и мощные плечи мистера Рамсботтома, подумал, что в усиленном питании их спутник точно не нуждается. Вслух он ничего не сказал, размышляя, в каких эпитетах этот знаток отозвался бы о еде в «Лагмутском пакетботе». Что, если отважиться пригласить его туда на обед? Уильям с замирающим сердцем представил, как мистер Рамсботтом распекает неприветливую управляющую, окопавшуюся в своем пропахшем капустой логове.
Словоохотливый толстяк хвастал не зря — все блюда оказались действительно простыми, но вкусными.
— Вот она, беда нашего времени, — заметил мистер Рамсботтом с неизменным для таких фраз удовлетворением, словно прошлое было личной заслугой говорящего. — Не достать приличных продуктов. Рабочий в Ланкашире или Йоркшире порой питается лучше, чем иной миллионер. А почему? Потому что у него жена готовит сама и что попало мужу в тарелку не положит. Одними деньгами тут не обойдешься, еще и понимание нужно, и усердие не помешает. Уж я-то знаю. Помните отель «Верх роскоши» в Вест-Энде? Хорошо там кормят, как считаете?
