— А мне кажется, вы и вправду повстречали этого русского, — высказал догадку Уильям. — И он действительно колдун. На какое-то время он превратил таитянку в вашу Мэгги Армитидж, но чары слишком быстро развеялись.
— Умница, Билл! — воскликнула Терри. — Поддерживаю. А коммандер явно не согласен, да? Вам кажется, что всему виной полный желудок. Ой, вот и наша машина!
5
Вечер перед отплытием Уильям и Терри провели вместе. Поужинав в «Тиаре», где аромат цветов мешался с сигаретным дымом и гитарными переборами, они отправились в единственный на весь Папеэте кинотеатр, где как раз шел сеанс. Об этом они узнали еще по дороге из Таравао в Папеэте, когда обогнали грузовик, в котором несколько радостных островитян по очереди били в барабан, — так обычно здесь оповещали о предстоящем кинопоказе. Зрителей собралось достаточно, и во время многочисленных перерывов (и даже во время основной картины) они развлекались пением и игрой на гитаре. Фильмы показывали старые, немые, плохо смонтированные и даже иногда без окончания, однако режиссеров этот восторженный прием обязательно порадовал бы. Островитяне в большинстве своем плохо понимали сюжет, но бурно реагировали на чувства и мелодраму, а погони и счастливые спасения встречали с детским восторгом. Белые зрители ощущали собственное превосходство и потешались про себя над старыми фильмами, так что удовольствие получали все. Однако происходящее на экране ни в какое сравнение не шло с тем, что начиналось на улице во время антрактов, когда весь зрительный зал — американские туристы, французские плантаторы и чиновники, задиристые метисы, тучные желтолицые матроны, хихикающие девушки, ухмыляющиеся юнцы и важные китайцы фланировали туда-сюда под мигающими дуговыми лампами, покупая в киосках разноцветные напитки, пирожные и огромные ломти дыни клубничного оттенка. Голливуду такое и не снилось — даже в цвете, со звуком и с миллионным бюджетом. Терри млела от восхищения, а Уильям, млея от нее, наслаждался вдвойне.
Сеанс окончился, они возвращались в гостиницу. Стояла чудесная ночь, превращающая штабеля копры и монотонные ряды пальм и кораллов в сады Гесперид. Воздух был напоен благоуханием, полумесяц серебрился на фоне тускло мерцающих звезд, листья пальм лениво шевелил легкий ветерок, и Уильям с Терри медленно шли рука об руку под звуки этого ноктюрна в фиолетовом и серебре, под симфонию из далекого прибоя, вздохов ветра и стрекота цикад. Время от времени их обгонял какой-нибудь автомобиль, загруженный веселящимися и поющими островитянами, — увенчанные цветами смуглые лица, мелькнув, исчезали в темноте. Уильям был пьян, но не от вина — хотя и вина он сегодня выпил достаточно, — а от любви и романтического восторга. Все, чего он хотел, о чем он даже и не мечтал, сбылось. Он покрепче сжал руку Терри, словно боясь упустить и ее саму, и все это волшебство.
Шагая по дороге, они почти не говорили о себе — беседовали вполголоса о Затерянном и о том, что будет делать Терри, когда остальные трое уплывут, о коммандере и Рамсботтоме, делились впечатлениями о Таити. Разговор шел обо всем и ни о чем, однако Уильяму он казался воплощением гармонии. В последнее время Терри не раз и не два становилась вдруг совершенно чужой, и Уильям пугался, что теряет ту, прежнюю Терри, которая околдовала его на пароходе. К счастью (ведь это был последний вечер перед долгой разлукой), сейчас все шло гладко. С ним была та самая Терри, в которую он верил, которую он чувствовал. Как же невыносимо расставаться с ней даже на несколько недель.
До гостиницы они добрались совсем поздно, все бунгало уже тонули в темноте. Под мелодичное журчание ручья Уильям с Терри принялись осторожно пробираться через сад, наполненный приторным ароматом дурмана. Даже сюда доносился едва слышный гитарный перебор — видимо, из домика прислуги. Меж черных силуэтов пальм блестела лагуна. Лунный свет лился в чашечки кувшинок на пруду. Не останавливаясь и не оборачиваясь, Терри взошла по ступенькам на веранду своего бунгало. Уильям поднялся за ней. Не зажигая света, она застыла в темноте, глядя на лагуну. Уильям молча постоял рядом, потом протянул руку и позвал Терри полушепотом. Повернувшись, она скользнула к нему в объятия и ответила на поцелуй.
— Терри, — спросил он наконец, объяснившись, довольно сбивчиво, в своих чувствах, — ты выйдешь за меня замуж?
Она прижалась к нему щекой.
— Какое чудесное предложение, Билл! Где мы будем жить? В Бантингеме, Суффолк, Англия?
— Об этом я еще не думал, — признался он. — Наверное. У меня там солодильня. Но если мы отыщем сокровище на Затерянном…
— Думаешь, отыщем?
— Думаю, да. А ты?
— У меня предчувствие, Билл, — навязчивое предчувствие, — что не отыщем. Почему-то я не слишком верю в этот остров.
— Терри, ну что ты! — запротестовал Уильям.
— Прости, Билл. Я не имею в виду, что острова нет. Но почему-то меня не покидает ощущение, что ничего он нам не принесет. Хотя, наверное, не следует говорить такое перед самой отправкой.
— И разлукой на долгие недели. Я буду очень тосковать по тебе, даже зная, что ты здесь и ждешь моего возвращения.
— Прирасту к причалу, Билл.
— Но ты не ответила на мой вопрос. Безотносительно того, где мы будем жить, ты выйдешь за меня, Терри?
— Да нет, я не всерьез насчет жилья. Понимаешь, Билл, я не готова пока выходить замуж — вообще ни за кого. Хотя, наверное, ты будешь замечательным мужем.
— Кажется, ты меня недостаточно для этого любишь.
— Видимо. Не знаю. Я и сама себя сейчас плохо понимаю. Но ты мне очень нравишься, Билл. — Она поцеловала его.
— Я буду думать о тебе каждую минуту, — проговорил он тихо. — Я и здесь думаю о тебе каждую минуту. И всегда думал, со второй нашей встречи. Иногда это невыносимо. До боли невыносимо, Терри. Я раньше и не представлял, что способен на такие сильные чувства. Это совсем на меня не похоже.
Терри рассмеялась едва слышно:
— Ты на себя клевещешь, Билл. И будь ты еще лучше, оказалось бы только сложнее.
Он привлек ее к себе почти силой.
— Терри, счастье мое… — простонал он, словно раненый.
— Билл, тебе, думаю, лучше уйти.
— Да, но… — невыразимая горечь послышалась в его вскрике.
— А потом можешь вернуться, минут через пять. Если захочешь. Мне слишком жарко в этой одежде. И вообще в одежде.
— Ты хочешь сказать…
— Лучше через четверть часа. Я приму душ — тебе, наверное, тоже не помешает освежиться, а если будешь спешить, то снова вспотеешь. И постарайся потише, Билл, хоть мы и на Таити.
Холодный душ и тонкая пижама остудили тело, однако в груди по-прежнему бушевало пламя. Уильям нервничал. Сердце, распирающее ребра, бухало, словно молот, в гулкой тишине веранды, при этом сквозь грохот каким-то образом доносились таинственные ночные звуки из дальнего далека. На полу спальни лежал квадрат лунного света. Уильям на миг застыл в дверях, всматриваясь в полумрак. На кровати вырисовывались контуры женской фигуры цвета слоновой кости.
