Все это очень обескураживало и сбивало с толку. Возникновение Рамсботтома с коммандером, смотрящих расширенными глазами, еще объяснимо, но откуда вдруг взялся дядя Болдуин? Может быть, Уильям и болен, однако дурачить себя не даст. Разве дядя Болдуин не умер? А если умер, тогда что он здесь делает? А Терри? Терри, конечно, жива, но ее тоже нет на острове, она уплыла на яхте к себе в Калифорнию. Выходит, яхта повернула назад с полпути? В одно из своих появлений она обвила шею Уильяма руками и прижалась к нему щекой, была такая ласковая и тихая, какой он ее никогда не видел. А в другой раз почему-то показывала на него длинным тонким пальцем и злобно хохотала. Очень некрасивый поступок. Уильям рассказал об этом дяде Болдуину и своему приятелю Гринлоу из грамматической школы, и оба согласились, что так поступать некрасиво. Уильям много рассказывал и об этом, и о разном другом, только большинство навещавших почти не слушали. Англичанка пыталась, но, кажется, не понимала ни слова, недотепа. А еще Уильям изнемогал от жары, от жажды и от всяческих неудобств, люди и даже вещи творили что хотели, постоянно перемещаясь, двоясь, приближаясь, удаляясь, вспыхивая и тая. Чем так жить, лучше и впрямь умереть. Жалкое существование.
Наконец в одно прекрасное утро Уильям проснулся в обычном здравом мире. Он утомился так, будто проделал долгий трудный путь. Все вокруг тоже выглядело несколько утомленным — приятным, мирным, добротным, но довольно тусклым и потертым. Он находился не в бунгало отеля, а в какой-то незнакомой спальне. Наверное, у Бруаса. Вот и пара больших фотографий на стене — явные французы. Через полуоткрытую ставню проникала полоса света, но даже она казалась какой-то поблекшей. Полная комната усталости.
Кто-то вошел. Это оказалась маленькая миссис Джексон, молодая вдова из Суффолка. Уильям так и не рассказал ей новости с родины, обещал и не рассказал.
— Надо же! — воскликнула она, кидаясь к кровати и пристально глядя на Уильяма. — Вам сегодня гораздо лучше.
— Мне нездоровилось?
— Похоже на то, мистер Дерсли.
— Что со мной было?
— Не могу сказать точно, очень загадочный недуг. Какая-то лихорадка. Температура под сорок. Доктор Домбуа подозревает печень, но он всегда подозревает печень, так что я бы усомнилась. Теперь он посадит вас на диету, и вы долго еще будете пить одну воду «Виши» с лаймовым соком — это его излюбленный рецепт.
Англичанка улыбнулась милой заговорщицкой улыбкой, приглашая Уильяма вместе посмеяться над доктором с его маленькими причудами. Он смотрел на ее миловидное лицо, и ему становилось ощутимо легче.
— Я должна померить вам температуру, — предупредила она и решительно сунула термометр Уильяму в рот.
— Ну как?
— Теперь пониженная. Ниже нормы.
— Так я себя и чувствую. Все вокруг ниже нормы — кроме вас, миссис Джексон.
— Сочту комплиментом, — улыбнулась она кокетливо. — Но не надейтесь сразу же встать на ноги. Вы, наверное, еще несколько дней будете чувствовать упадок сил.
— Я очень устал.
— Тогда не буду утомлять вас разговорами…
— Нет-нет, — встревожился Уильям, — не уходите! Разговаривать не тяжело, тем более у меня накопились вопросы, и если я не получу ответа, они будут мучить меня до вечера, что еще хуже.
— Хитрец.
— Скажите, это ведь бунгало Бруаса?
— Да, разумеется. А я живу по соседству. Вы очень неожиданно слегли, свалились после очередной его дурацкой вечеринки. Наверное, слишком много выпили. Да, вы, мужчины, иногда такие глупцы… Хотя вы и прежде, кажется, неважно себя чувствовали.
Уильям сознался, что ему действительно нездоровилось еще до вечеринки, и на глупца тоже не обиделся. Теперь прежние выходки и впрямь казались ему чудовищно идиотскими. В ясных глазах миссис Джексон им не было оправдания, и чем скорее они канут в небытие, тем лучше.
— Сколько я здесь лежу?
— Четыре дня. Неудивительно, что вы не помните. Вы почти все это время метались в бреду.
— Но вас я смутно помню, — возразил Уильям. — Вы ведь часто приходили? Спасибо вам за это большое, миссис Джексон, я вам крайне признателен. Почему вы так добры ко мне?
— О, мне нравится выхаживать больных. Я за свою жизнь немало понянчилась. К тому же я оказалась рядом, а больше никого поблизости не нашлось. Приятно, что смогла помочь. Жаль только, что не вышло перевезти вас ко мне в бунгало, было бы удобнее, но вам требовался покой.
— Кажется, я перед вами в огромном долгу, миссис Джексон, — посерьезнел Уильям.
— Что ж, я старалась и не стану делать вид, будто это пустяки, поскольку это совсем не пустяки. Но не трудитесь благодарить, мне нравилось о вас заботиться. Выхаживать людей — занятие само по себе благодарное, тем более когда больной, как вы, быстро идет на поправку. И потом, мне смена деятельности тоже на пользу. А сейчас и впрямь пора прекращать разговоры, вам нужно полежать тихо до прихода врача. Пить хотите?
Пить Уильям хотел, и миссис Джексон принесла ему «Виши» с выжатым туда соком лайма. Терпко, но освежает. Миссис Джексон посмотрела на него задумчиво.
— Знаете, вам бы еще помыться…
— Да, я совсем запаршивел. Если добудете воды и мыла, я и сам справлюсь.
— Ни в коем случае! — возмутилась она. — Не говорите глупостей. Вам нужен покой. Не воображайте, что уже совершенно выздоровели, это не так. Я могу вас помыть — хотя, наверное, удобнее будет позвать слугу-китайца?
Поколебавшись, Уильям предпочел китайца, который в итоге и занялся гигиеническими процедурами. Миссис Джексон удалилась до его прихода и вернулась только после завершения. Уильям задремал, а когда проснулся, как раз прибыл доктор, оказавшийся обладателем того самого заросшего лица-луковицы, маячившего рядом последние несколько дней.
Доктор Домбуа был из числа тех корпулентных французов, умеющих, в свойственной лишь галлам манере, сочетать страсть к профессии с полным отсутствием иллюзий, на что не способны ни англосаксы, ни тевтонцы. В бунгало он не вошел, а ворвался, словно вихрь, ревущий, жестикулирующий, паясничающий, но не забывающий окидывать проницательным взглядом всех и вся. Вот он заплясал вокруг Уильяма, словно вокруг партнера по акробатическому этюду, которого в любой момент можно подкинуть к потолку, поймать и тут же вышвырнуть в окно. Говорил он не переставая. Начинал на ломаном английском, переходил на медленный французский, затем вдруг срывался на скороговорку, за которой не поспевала и миссис Джексон. В основном, как она и предсказывала, врач уповал на диету. Уильям приехал в тропики — это хорошо, человек должен иногда выбираться в тропики, — а в течение короткого сезона эти широты весьма приятны и представляют изрядный интерес, но вот организм Уильяма — печень, почки, желудок, кровь — не привычен к тропикам, поэтому, когда он, по обыкновению, поглощает тяжелую пищу, красное мясо, пьет крепкие напитки, алкоголь, то — позволите, друг мой? — нагрузка на печень становится чрезмерной, очень, очень высокой, и она протестует, не раз и не два, а раз за разом, она выражает протест — так-то она терпеливая, выносливая слуга, но, дружище, рано или поздно наступает миг, когда она больше не выдерживает, она перетрудилась, вы ее заездили, и она начинает выделять яд. У вас подскакивает температура, а это уже нагрузка на сердце, и вот, пожалуйста, весь организм изношен. Так что отныне никакого красного мяса, никакого вина, алкоголя, только немного рыбы, немного курицы, овощи, а главное, побольше «Виши» и лайма. Лекарства — да, чуть-чуть лекарств необходимо, иначе вы забудете, что больны, но главное сделает диета. А вскоре — не исключено, что даже завтра, можно будет перебраться в бунгало миссис Джексон. Миссис Джексон — отличная сиделка и не по годам мудрая женщина, она все знает насчет диеты. Да, ему полезно будет какое-то время пожить у миссис Джексон. На этом доктор удалился, оставив после себя неожиданный простор и пустоту, которые Уильям созерцал несколько минут, прежде чем провалиться в сон.
