— Мы будто на Луне очутились, — проговорил Уильям, завороженно глядя на расстилающуюся вокруг дикую пустошь.
Рамсботтом покачал головой.
— Нет уж, ни за какие коврижки, — заявил он, словно ему вдруг предложили остаться здесь поработать. — Мне подавай что-нибудь поуютнее. Если мы таки найдем руду и завезем сюда этих людей-коз, то и с Богом. Но если это пустышка, вы двое от меня еще наслушаетесь за то, что притащили сюда. Это просто какая-то куча шлака, спекшегося в топке. Ну что, куда держим путь? Я присяду, пожалуй, пока вы, ребята, сориентируетесь.
Сориентировавшись, решили взять вправо, где виднелась относительно свободная от валунов и колючего кустарника лощина. И даже там пробираться было нелегко. Путь лежал по острым и местами скользким камням, склон оказался крутым, утренняя жара усиливалась, а троица после долгого безделья на море основательно вышла из формы. Сперва начали ныть ступни, потом ноги и спина, пока, наконец, не заломило все тело. Туже всего приходилось Рамсботтому. Через полчаса он уже разваливался на куски, тая, словно воск, и жалуясь, что ничего не видит от заливающего глаза пота. Ковыляя со стонами и кряхтением за своими более легкими и шустрыми компаньонами, он в какой-то момент отстал настолько, что им пришлось возвращаться на поиски. Почти сразу же после этого они устроили привал, выбравшись, судя по всему, на главный уступ, нависающий над морем на высоте нескольких сотен футов и вдающийся в глубь острова примерно на милю.
Несколько минут путники молчали, восстанавливая дыхание и приходя в себя. Ступни Уильяма превратились в один большой волдырь, на ногах кровоточили царапины от колючек. Штук двадцать разных шипов он насобирал по штанинам. Рамсботтом все еще обтирался, отдуваясь и пыхтя, а приунывший коммандер, поджав губы, осторожно разминал то руку, то ногу, то плечо. Когда все чуть-чуть отдышались, коммандер, назначенный ответственным за провизию, разрешил всем сделать по глотку воды.
— Да уж, — простонал Рамсботтом. — Адская работенка. Чистое убийство. Нет, ребята, кабы я знал, во что ввязываюсь, сюда вы бы плыли без меня, насчет острова и руды я бы охотно поверил вам на слово. Этот ваш дядя, — он сердито посмотрел на Уильяма, — хоть словом обмолвился о том, что здесь такое творится? Сам-то он как сюда забирался?
— Он сказал только, что вылез на берег обследовать остров и случайно обнаружил руду.
Рамсботтом возмущенно выдохнул.
— Вышел, значит, на берег прогуляться перед ужином? Ноги поразмять? Кто же он такой, ваш дядюшка? Горный баран? Это он так пошутить над нами вздумал? Не представляю, зачем бы случайный путешественник стал сюда карабкаться, если ничего не искал.
— Ну полно вам, — вмешался коммандер. — Тут крутовато, но я лазил по кручам и пострашнее, причем из чистого любопытства, как и дядя Дерсли. Не так все тяжко, просто мы не в форме. Мы с вами старые развалины, а Дерсли только-только после болезни. Чего же вы хотите?
— Я вам скажу, чего я хочу. Я хочу увидеть здесь что-то мало-мальски ценное. Думаю, человек имеет право рассчитывать на вознаграждение после стольких мытарств.
— Так давайте проберемся дальше и посмотрим.
— Боже! Боже мой! Я ведь только сел, теперь мне не встать.
— Хотите посидеть здесь, пока мы с Дерсли все разведаем?
— Нет уж, я не из таких. Раз я добрался сюда, то берите меня в отряд. Сделаем дело и покончим с этим. Дайте мне руку, юноша. Вот, так-то лучше.
— Если тут есть что искать…
— Дельное замечание. Если меня надули, я отправлюсь прямиком в Англию, разыщу всю имеющуюся у Дерсли родню и выскажу им все начистоту.
— На здоровье, — вставил Уильям.
— Если тут есть что искать, — невозмутимо продолжил коммандер, — то оно должно быть уже недалеко.
Он оказался прав. Вскоре они выбрались на вершину хребта, а оттуда — на довольно гладкий широкий уступ, заросший низким кустарником с толстыми кожистыми листьями. За уступом тянулась неровная каменная стена около сотни футов высотой, скошенная под сорок пять градусов к основанию уступа.
— Нашли! — возликовал коммандер.
Скользя по кожистым листьям, они бодро заковыляли к стене, которая выглядела так, словно скалу в этом месте срезали острым ножом. Вся нижняя часть скалы, на сколько хватает глаз в обе стороны, состояла из широкого, от десяти до двадцати футов высотой, пласта черной руды.
— Это она, смоляная обманка, — кивнул Уильям.
— Наверняка. Очень похоже на ваш образец.
Они дошли. Стена была настоящей, к ней можно было прислониться, что они незамедлительно и сделали, чтобы отдышаться.
— Первым делом надо провести анализ.
— Тогда отколите кусочек. У вас ведь есть молоток?
Уильям вытащил электроскоп и зарядил его, пока коммандер откалывал образец. Но что этому прибору какой-то кусочек, если перед ним находилась целая стена урановой руды. Он едва не взорвался от напряжения, ясно давая понять, что радия здесь в избытке. Позже они проверили несколько образцов обычным способом, но это уже была чистая формальность. Залежи, бесспорно, представляли собой урановую руду. Вне всякого сомнения. Оставалось выяснить, сколько ее здесь. Оставив Рамсботтома с вещами, Уильям двинулся налево, а коммандер направо — смотреть, как далеко тянется пласт. Коммандер вернулся первым, с его стороны пласт обрывался сотни через две ярдов. Уильяму же пришлось прошагать примерно четверть мили.
— Грандиозно! — воскликнул Рамсботтом, пришедший понемногу в себя. — И это мы еще не знаем, на сколько он уходит в глубину.
— Он может быть совсем неглубокий, всего пару футов.
— Но меньше вряд ли, а скорее всего намного больше. Да и потом, даже если он всего футов пять в глубину, все равно это несметные тонны. Не знаю, какой объем там выйдет на тонну…
— Урановая руда вполне тяжелая.
— Вот и считайте: в длину получается по меньшей мере две тысячи футов, так? И около десяти футов в высоту. Предположим, там всего пять футов в глубину, тогда мы имеем сто тысяч кубических футов руды по минимальному раскладу. А ведь там вполне может оказаться и двести тысяч, и триста, и четыреста, и миллион. Ура дядюшке, он сдал нам сплошные козыри! Мы в выигрыше! А пока давайте устроимся поудобнее и перекусим. Мы заслужили.
2
Чуть в стороне от пласта обнаружился большой валун, в тени которого компаньоны и отпраздновали успех мясными консервами, фасолью, фруктами и шоколадом, запивая нагревшейся водой из фляг. Сперва они увлеченно обсуждали перспективы, начав с практических вопросов — способов добычи и вывоза руды, возможной стоимости рабочего труда (включая обеспечение рудокопов, ведь на остров придется завозить не только еду, но, возможно, и воду) и транспортировки. Однако вскоре на них, как и на крохотный клочок золотой пленки в электроскопе, начала действовать неощутимая, но вездесущая радиация, заточенная в глубине огромной черной скалы. Они почувствовали пьянящий вкус победы. Они сделали сказку былью. Они перемахнули через полмира и попали в яблочко. Звонили колокола, трубили трубы, реяли флаги. Опьянение от успеха сменилось расслабленной негой, в которую погружается отдохнувшее тело после тяжелой физической работы, заставляющей изрядно попотеть. Час-другой назад на них жалко было смотреть, они еле ковыляли по скользким камням, продираясь сквозь колючие заросли, — ни дать ни взять неуклюжие насекомые, а не люди. Теперь же они вознеслись над людьми, превратившись в богов, отдыхающих под сенью дерев. В самой их оторванности от остального мира было что-то присущее небожителям: они владели тайной, равной магическому дару, делающему их вершителями судеб. Слово за слово, все трудности исчезали, словно погашенные долговые расписки, оставались сущие пустяки, о которых и говорить-то не стоило, тем более когда есть более достойные внимания небожителей вопросы, а вокруг трубят фанфары. Их голоса звенели все громче, наполняясь торжеством победы, изливая восторг, переполняющий душу и сердце. Сейчас, хоть и опьяненные, они были больше самими собой, чем когда-либо прежде. Над головой завывал ветер, с остервенением терзающий склон, и небо стало цвета старинной бронзы, но даже коммандера уже не беспокоили подобные пустяки. Они беседовали, словно трое демиургов, только что сотворивших мир и решающих, как теперь с ним поступить. К этому времени тонны руды в подсчетах перевалили за миллион, и извлеченный радий, унция за унцией, в невиданных доселе объемах поступал на службу человечеству. Оставалось решить, куда именно его направить.
