— Похвально. Только учтите, пожалуйста, что завоевывать уважение горстки старых развалин, которых выпроводили в отставку, и они теперь брюзжат по своим захолустным приморским городкам, в мои задачи не входит. Ваше ворчание за спиной для меня как музыка — оно значит, что я движусь вперед. Рад был слышать его на флоте, рад и сейчас.
— Ну что же, мое неодобрение вам обеспечено сполна. Но почему бы тогда не именоваться как-нибудь по-другому? Не все могут спокойно смотреть, как коммандер Имярек пятнает честь мундира. Морские офицеры не распоряжаются информацией из чужих писем.
— Морские офицеры, которыми вы так восхищаетесь, даже собственной шеей не всегда способны распорядиться.
— Лучше быть простаком, чем пройдохой! — воскликнул коммандер, распаляясь.
— А вот и нет. Простота — хуже воровства. Но споры тут бесполезны, мой дорогой сэр. — Айвибридж, напротив, взял себя в руки. — Мы все равно никогда не сойдемся. Ваши принципы я прекрасно представляю, наелся до отвала за время службы. Мне вас не переубедить вовек, поэтому даже пытаться не буду. Да и не важно это. Ваше поколение меня не интересует. Ваш мир уже свое отжил.
— Наверное, — согласился коммандер мрачно. — И нам пора вслед за ним, а вы оставайтесь, стройте козни, читайте чужие письма и рекламируйте себя, словно шарлатанские снадобья, лицедействуйте, мошенничайте — сколько душе угодно. Не сомневаюсь, что вы сколотите состояние и прославитесь. О, в этом дивном новом мире, где человека, честно исполняющего свой долг, вышвыривают за борт, вы далеко пойдете. Вот только мир этот не стоит и одного шага. Это будет нечто среднее между борделем и притоном. А потом придут еще более лихие люди, еще хитрее и беспринципнее вашего, и украдут вашу славу и добычу, тогда уже вы останетесь ни с чем. У вас за душой не будет ничего, в отличие от нас, гордых хотя бы тем, что жили по совести.
— Я и не знал, что в программу входит проповедь, — раздраженно буркнул Айвибридж, изо всех сил стараясь сдержаться.
— Не входит. — На губах коммандера мелькнула тень улыбки. — Но иногда трудно вовремя остановиться. Меня занесло. Простите, Дерсли.
Уильям покачал головой, завороженный видением двух противоборствующих миров, ни к одному из которых он не принадлежал. Симпатизируя одному из коммандеров неизмеримо больше, он все же не мог принять точку зрения старшего — слишком она казалась прямолинейной. Однако склониться на сторону другого, презираемого всем сердцем, он тоже не желал. В результате Уильям оказался между двух огней и ощущал себя весьма неуютно.
Величественный Айвибридж кивнул обоим и удалился. В кают-компании сразу стало просторнее. На яхте уже зажгли электрические огни, в открытых иллюминаторах густел бархатный фиолетовый сумрак. Внизу по-прежнему царила духота, уставшие и проголодавшиеся Уильям с коммандером сидели в печальной тишине до возвращения Рамсботтома.
— Что ж, мы славно потолковали, я блефовал отчаянно, взвешивал каждое слово. Он предлагает нам десять процентов с прибыли за первые три года, если мы поделимся своими знаниями. Якобы они того не стоят, но он готов сделать благородный жест, потому что ваш дядя, Дерсли, нашел остров первым. Других предложений не будет, либо так, либо никак. Это, конечно, вздор — он понятия не имеет, что там находится на острове, и вряд ли в скором времени поймет. При этом он не скрывает, что хочет выиграть время — все-таки добираться сюда непросто, откуда бы то ни было. Ну, что скажете? Десять процентов.
После короткого раздумья коммандер покачал головой. Рамсботтом посмотрел на Уильяма.
— Не годится.
— И я так думаю, — кивнул Рамсботтом. — Я за то, чтобы выжать из него больше. Он очень много о себе мнит. Этот второй, может быть, действительно минералог, а может, и нет — он больше похож на старого шарманщика, но кто его знает… Будем держать хорошую мину? Сколько запросим?
Решили замахнуться по меньшей мере процентов на сорок. В конце концов, убеждали они друг друга, дядя Уильяма нашел остров первым, анализ руды провели они, и на остров они прибыли прежде Гарсувина со товарищи, которые еще даже на берег не высаживались.
— Выдвинем наши условия после ужина, — решил Рамсботтом. — Авось он слегка смягчится. Впрочем, я знаю того, кто размякнет непременно, и это Джонни Рамсботтом. Стол накрывают наверху, с нами будет ужинать капитан крейсера. Он сейчас прибудет. Вроде бы все. Давайте попробуем умыться-почиститься — может, вы забыли, но там наверху сидят две симпатичные молодые дамы, и одна из них англичанка. Так что выше нос, мы еще на плаву!
8
Ужинали на палубе. Изысканный стол, бархатная тропическая ночь и освещенная палуба располагали к отдыху. Однако Уильяму с товарищами было не до умиротворения. Рамсботтом, набросившись на еду и вино, большей частью молчал — куда только подевалась его привычная веселая словоохотливость? Коммандер, напротив, почти ни к чему не притронулся, открывая рот лишь для односложных ответов на вопросы, и выглядел бесконечно уставшим, подавленным и больным. У Уильяма на душе скребли кошки. Он не возлагал особых надежд на переговоры, независимо от исхода урановая руда окончательно и бесповоротно уплывала из рук. Угнетало не упущенное состояние — Уильям в очередной раз осознал, как мало в этом предприятии его волнуют деньги, — а то, что остров с бесценным сокровищем больше им не принадлежит и что экспедицию ожидает бесславный конец. Конечно, есть еще вероятность, что Гарсувин, растерявшись, ослабит хватку и уступит им половину возможной прибыли, но вероятность эта крайне мала…
Уильям с головой ушел в мрачные раздумья, и некому было ободрить его и развеять тоску. Он не мог заставить себя поддерживать дружелюбную беседу — или хотя бы видимость дружелюбия — с Гарсувином, который, окружив их гостеприимством в лучших римских традициях, даже не подозревал о смятении Уильяма. Младшего коммандера Айвибриджа и его волоокую, тонкую, будто лоза, секретаршу, а может, любовницу, он уже видеть не мог. Двоим другим, загадочной смуглянке и чилийцу с дубленой кожей — предполагаемому эксперту, он еще готов был симпатизировать, как и капитану крейсера, меланхоличному исполину, однако, к сожалению, они не знали английского, а он не говорил по-испански. Объясняться жестами и случайными обрывками слов не хотелось. Однако между собой все эти люди общались охотно, и Гарсувин то и дело переходил на испанский, если не беседовал с Айвибриджем и его девицей. Кроме всего прочего, Уильям, как и его двое товарищей, чувствовал себя слишком оборванным и небритым на фоне этой элегантной компании. Даже на краю света им было стыдно за щетинистые подбородки и прорехи на когда-то белой одежде. Отсутствие цирюльника и прачечной давало Гарсувину огромную фору в этой игре, а лучшего союзника, чем эта волоокая девица, которая смотрела на Уильяма и его товарищей с заоблачной высоты, «белый» клоун и найти не мог.
Обе дамы удалились сразу после ужина. Мужчинам остались сигары, бренди и деловые вопросы. Гарсувин сразу взял быка за рога.
— Я полагаю, можно уже обойтись без тайн. Мое предложение вам известно, мистер Дерсли? Хорошо. Что скажете?
