— Приходите, молодой человек, — сказал ему суетливый человечек у двери. — Мы всегда вам рады.
— Благодарю, — ответил Тарджис серьезно, еще взволнованный мечтами.
А потом, когда он шел по мокрым улицам среди спешивших домой людей, это настроение быстро улетучилось. С досадой пытался он вернуть радостное волнение и мечты, но они не возвращались. В битком набитом автобусе, качаясь вместе с ремнем, за который он держался, Тарджис окончательно убедился, что от его настроения не осталось и следа. Он не знал, как обрести «жизнеспособность», «единство», «разумение» и все прочее, он понятия не имел, что это такое. Ни цветущее здоровье, ни сила, ни правда, ни красота не выпали ему на долю. Что же касается любви — нет, о ней лучше больше не думать. Рядом с ним в автобусе стояла девушка, — ничего себе, недурненькая, — и всякий раз, как автобус встряхивало на поворотах, Тарджис сталкивался с нею. Он не то чтобы сильно толкал ее, а только слегка касался. Он делал это не нарочно, и все же, когда это случилось в третий раз, девушка отшатнулась и сердито посмотрела на него — этакая дура! «Вселенная — это песнь любви». Как бы не так!
Когда он вернулся домой, Парки миссис Пелумптон в задней комнате пили чай и ели хлеб с маслом. Он подсел к ним и стал рассказывать обо всем, что видел и слышал на собрании.
— Дурман, вот это что, товарищ, — сказал Парк презрительно. — Дурман, и больше ничего. Он из Америки, этот проповедник, не так ли? Ну, конечно. Почему? Да потому, что там стараются обморочить народные массы, вот почему. В следующий раз пойдемте-ка лучше со мной, и то, что вы услышите, откроет вам глаза. Это не дурман, а истинная правда. Вся беда в том, Тарджис, что вы не замечаете, как вас морочат, у вас нет настоящего классового самосознания.
Тарджису не понравился его пренебрежительный тон.
— А у вас, Парк, оно есть, это… как его… классовое самосознание? — спросил он.
— Есть.
— Ну и тешьтесь им на здоровье! — отрезал Тарджис тоном, ясно говорившим, что Парк ему надоел.
— Что ж, и буду, дружище. А вы продолжайте тешиться дурманом.
— Не нужен мне никакой дурман. Не верю я в него.
— Ну хорошо, так чего же вам нужно? — спросил Парк, увидев в этом повод к долгому и увлекательному спору.
— Не знаю, — отозвался Тарджис, допивая чай. — Впрочем, нет, знаю. Мне нужно пойти к себе и лечь спать.
— Вот это верно! — одобрила миссис Пелумптон. — Лучшего не придумаешь. Меня тоже клонит ко сну. Все уже дома, кроме Эдгара, а его я ждать не стану.
И воскресенье закончилось путешествием наверх, в постель.
5
А на другой день, — да, именно в понедельник, а не в какой-либо другой день, — случилось это. После полудня кто-то вошел в переднюю, и, так как Стэнли не было, Тарджис поспешил за стеклянную перегородку, чтобы взглянуть, кто там. В передней стояла девушка, неземное существо, девушка в светло-зеленом, с большими темными глазами, с задорнейшим носиком и улыбающимся пунцовым ртом. Прекраснейшая из всех девушек, каких когда-либо встречал Тарджис.
— Здравствуйте. Что, мой отец здесь? — У нее был какой-то особенный, чарующий голос.
— Ваш отец?
— Да. Мистер Голспи. Ведь это контора Дэрсингема? Отец сказал, чтобы я заехала за ним сюда.
— Да, да, он здесь, мисс… мисс Голспи! — с жаром воскликнул Тарджис, пожирая ее глазами. — Он вон там, в той комнате. Но кажется, не один. Сказать ему, что вы пришли?
— Нет, если он занят, тогда не надо, — возразила красавица, улыбаясь ему. — Я могу подождать.
— Я скажу ему сейчас, если вам угодно. — Он весь горел желанием как-нибудь услужить ей.
— Нет, не стоит. Я знаю, он терпеть не может, чтобы его отрывали от дела. Подожду. Он, верно, скоро освободится?
— Ну, разумеется, — горячо уверил ее Тарджис. — Хотите подождать здесь или в конторе? Там теплее.
— Спасибо. И здесь хорошо. — Она шагнула к стулу.
— Минутку, мисс Голспи. — Он кое-как, спотыкаясь, выдвинул стул, на ходу смахнув пыль с сиденья своим носовым платком. — Простите, он… он, может быть, не совсем чист.
Девушка посмотрела ему прямо в глаза — этот взгляд погрузил его в блаженство — и улыбнулась.
— Спасибо. Было бы ужасно неприятно, если бы я испортила новое пальто. Тут у вас мрачновато, вы не находите? И очень темно, правда?
Он подтвердил, что темно, пытаясь представить себе ее на улице Ангела. Он все еще не уходил из передней.
— А может, вам еще что-нибудь… — начал он нерешительно, переминаясь с ноги на ногу и молитвенно глядя на нее.
— Нет, ничего, спасибо.
Оставаться здесь дольше не было никакого предлога. Тарджис неохотно вернулся на свое место. Сердце его ширилось от восторга. Остальные вопросительно смотрели на него, но он сделал вид, что чем-то занят. Насчет этой девушки он не хотел ничего объяснять другим. Пусть бы только он один знал о ее присутствии здесь! Он решил внимательно прислушиваться и, как только посетитель выйдет от мистера Голспи, в ту же минуту побежать и сказать мистеру Голспи, что она здесь, и потом увидеть ее еще раз.
Но ему не удалось привести свой план в исполнение. Мистер Голспи, должно быть, вышел в переднюю проводить посетителя, потому что сразу же, как только дверь кабинета открылась, Тарджис услыхал за перегородкой голоса.
— Алло, Лина, девочка! — прогудел мистер Голспи. — Я и забыл, что ты придешь. Сейчас едем, я не задержу тебя ни на минуту.
Затем мистер Голспи вошел в «общую».
— Мне нужно уйти, — сказал он мистеру Смиту. — И сегодня я уже не вернусь больше. Если кто меня спросит, скажите, что буду здесь завтра утром, часов в одиннадцать. А мистер Дэрсингем приедет тоже завтра, в конце дня. И вот что… Как вас… Тарджис!
— Да, сэр, — с готовностью отозвался тот.
— Позвоните в Англо-Балтийское, мистеру Борстейну, — запомните, только Борстейну и никому другому, — и скажите ему от моего имени, что, если еще раз будет такая задержка нашего груза, они наживут кучу неприятностей. Они уверяли, что не подведут нас, а между тем черт знает как подводят. Так и передайте ему от меня.
— Слушаю, сэр, передам. Вы сказали — мистер Борстейн? — Тарджис во все глаза смотрел на отца мисс Лины Голспи, на его массивный лысый череп, длинные усы, могучие квадратные плечи. Мистер Голспи и раньше казался ему не совсем обыкновенным человеком, а теперь Тарджис взирал на него как на полубога. Уже в самом его имени было что-то необыкновенно приятное.
— Да, именно так, — ответил ему мистер Голспи. — Ну, до свиданья. — Он вышел.
— Значит, это дочь мистера Голспи приходила сюда? — спросил мистер Смит.
— Что, его дочь? — Мисс Мэтфилд подняла брови, посмотрела на Тарджиса и спросила небрежно: — А какова она собой? Красива?
