— Что ж, мисс Селлерс, если вам так хочется знать это, я расскажу, — сказал он.
— Какое великодушие! — съехидничала Поппи. — Вы очень добры, милорд. Ну, рассказывайте.
— Они занимают верхний этаж особняка, — начал Тарджис. — И комната, в которой меня приняли, — большая, больше нашей конторы, и в ней множество всяких вещей, — большие лампы с абажурами, и граммофон, и куча подушек…
— Похоже, что они сняли меблированную квартиру? — спросила мисс Мэтфилд.
— Может быть. Не знаю. Я не бывал никогда в таких квартирах.
— Ну, а дочь? — вмешалась мисс Селлерс. — Красивая?
— Я видела ее только одну минуту, — сказала мисс Мэтфилд. — Кажется, хорошенькая, да?
— Да, — подтвердил Тарджис, изо всех сил сдерживая бурлившие в нем чувства.
— Но какая? Опишите ее, — допытывалась мисс Селлерс, не спуская с него глаз. И когда он, не ответив, вдруг отвернулся от нее, сделав вид, что очень занят, она бросила на него странный взгляд и больше не заговаривала с ним. Тарджис этого взгляда не заметил, а если бы и заметил, не придал бы ему никакого значения.
К счастью и для него и для «Твигга и Дэрсингема», у него в этот день было не очень много дела. Иначе он мог бы перепутать все отправки и натворить столько бед, что понадобилось бы две недели, чтобы опять привести все в порядок.
Неудобно ожидать обещанного телефонного звонка в конторе, где телефон звонит каждую минуту и заставляет вас подскакивать на месте. До половины четвертого Тарджис был сравнительно спокоен. От половины четвертого до четырех он замирал от нетерпения, от четырех до четверти пятого был близок к отчаянию, от четверти пятого до половины пятого балансировал на краю бездны, и каждый телефонный звонок увлекал его от бездны, а каждый нежеланный голос в телефонной трубке швырял обратно на ее край. «Если хотите знать мое мнение, — объявила служащая фирмы „Браун и Горштейн“ после разговора с ним по телефону в этот день, — так пора бы уже Твиггу и Дэрсингему немножко отполировать не только фанеру, но и своих служащих. Как они нахально обрезают, когда говоришь с ними!» В тридцать пять минут пятого, потеряв уже всякую надежду, Тарджис сидел за своим столом как в аду, а без четверти пять он тяжело дышал в телефонную трубку и был на седьмом небе.
Лина сообщила, что достала билеты и будет в вестибюле «Колладиума» в двадцать пять минут седьмого.
Но даже и тогда Тарджис не успокоился… Повесив трубку, он тут же сообразил, что ему трудно будет поспеть в «Колладиум» к половине седьмого. Иногда занятия в конторе продолжались до половины седьмого, а в горячие дни часто и гораздо позже. А ему нужно еще доехать с улицы Ангела до «Колладиума» и, если успеет, напиться чаю.
— Как вы думаете, мистер Смит, мы сегодня рано управимся? — почтительно спросил он у мистера Смита.
Мистер Смит поднял глаза и на миг вернулся к действительности из волшебного мира цифр.
— Право, не знаю, Тарджис. После шести, вероятно. А что? Вы куда-нибудь торопитесь?
— Мне нужно быть в Вест-Энде в двадцать пять минут седьмого, — пояснил Тарджис. («И если бы вы знали, милейший Смитти, кто мне назначил свидание, вас бы удар хватил!») Он подумал и добавил: — Если вы не возражаете, я пошлю Стэнли купить мне чего-нибудь поесть.
— Хорошо, пошлите сейчас, пока ему не надо копировать письма.
Таким образом, Стэнли был командирован в столовую за чаем, бутербродами и печеньем. Все это стоило восемь пенсов.
— А сдачу можно оставить себе? — спросил Стэнли, получив шиллинг.
— Ну нет, мой милый! — запротестовал Тарджис, финансы которого были в ужасном состоянии. После вчерашней экскурсии в кино у него осталось три шиллинга и три пенса. Из них он за проезд в автобусе уплатил два пенса, за завтрак сегодня — девять пенсов (на поездку в контору денег не требовалось, так как у него был постоянный билет в метро). И сейчас у него оставался один шиллинг и восемь пенсов. На эти деньги надо было доехать до «Колладиума», потом домой и прожить весь следующий день, пятницу. У него осталось всего две папиросы. Если Лине захочется чего-нибудь в «Колладиуме», — легко можно было предположить, что она потребует шоколада, папирос, мороженого, — он окажется в ужасном положении.
Он вышел из конторы в пять минут седьмого, тщательно умывшись в маленькой уборной и вычистив свой костюм. Ринулся в поток пассажиров, которые ехали в западную часть города, и в назначенное время, запыхавшись, но торжествуя, уже стоял под красными огнями у входа в «Колладиум». У него было время остыть, ибо мисс Голспи появилась только через десять минут в нарядном пальто с громадным меховым воротником и манжетами, такая красивая и элегантная, что Тарджис едва решился подойти к ней. Места у них оказались внизу, в первых рядах (он никогда еще не сидел на таких местах), и все было бы чудесно, если бы не два небольших инцидента. Один произошел, когда Лина во время второго номера программы, выступления какого-то фокусника, объявила, что ей хочется шоколаду.
— Не можете ли вы догнать вон ту девушку? — сказала Лина. — У нее всегда есть коробки с очень хорошими конфетами.
«Коробки!»
— Сколько они стоят? — спросил он жалобно.
— Нет, вы просто мелочная свинья! Сколько они стоят! Это мне нравится! После того как я уплатила за билеты!
— Не сердитесь, — пробормотал, заикаясь, Тарджис. — Видите ли… я… у меня есть только полтора шиллинга (два пенса он уплатил за проезд в автобусе).
— Полтора шиллинга! — Лина расхохоталась. В ее смехе не было ничего враждебного, но и сочувствия большого тоже не замечалось. — Эге, да вы еще беднее, чем была я до того, как вы принесли деньги из конторы. Ну, ничего. Пожалуй, мне не так уж и хочется шоколаду. А вы бы истратили свои драгоценные полтора шиллинга, если бы я вас попросила об этом?
— Ну, разумеется, истратил бы. Будь у меня, — в то время как он говорил это, занавес опустился, скрыв улыбающихся фокусников, — будь у меня сотни и тысячи фунтов, я бы все их истратил, если бы вы этого захотели. Честное слово.
— Ну, обещать ничего не стоит, — сказала Лина, не без удовольствия выслушав эти пылкие слова. Она подарила его кокетливым взглядом и при этом, конечно, заметила, что лицо его красно, глаза влажны и он смотрит на нее как сквозь горячий туман застенчивой влюбленности.
К сожалению, не все взгляды Лины предназначались ему, и это вызвало второй неприятный инцидент. Впереди, немного вправо от них, сидел со своей дамой какой-то молодой человек, высокий, красивый, завитой. Тарджис заметил, что этот господин оборачивался всякий раз, как в зале включали свет, и смотрел на Лину. После того как он проделал это несколько раз, Тарджис увидел, что и Лина отвечает ему тем же. Наконец в антракте он перехватил ее улыбку, предназначавшуюся этому незнакомому мужчине. Он сразу же почувствовал себя глубоко несчастным, потом разозлился, потом снова опечалился.
Наконец он не выдержал.
