– Мистер Вустер тоже жаловался на такие симптомы в минуту испытания и стресса. Это скоро пройдет.
– Когда?
– Как только ваше сиятельство войдете в роль. Скамейка в саду, вы сказали?
– Там она сидела в прошлый раз.
– Итак, сцена – скамейка в саду, время – летняя ночь, – забормотал Дживс. – При подъеме занавеса видна миссис Спотсворт. Входит лорд Рочестер. Я буду изображать миссис Спотсворт, милорд. Сначала мы обмениваемся несколькими репликами для создания атмосферы. Потом плавно переходим к паучьему эпизоду. Ваша реплика, милорд.
Билл сосредоточился.
– Э-э… м-м… Скажите, Рози…
– Рози, милорд?
– Да, Рози, черт возьми. Есть возражения?
– Ни малейших, милорд.
– Мы были знакомы когда-то в Каннах.
– Вот как, милорд? Я этого не знал. Итак, вы говорили…
– Скажите, Рози, вы боитесь пауков?
– Почему вы спрашиваете, ваше сиятельство?
– Потому что у вас по волосам сзади ползет довольно крупный экземпляр… – Тут Билл подскочил на месте дюймов на шесть. – Какого черта вы вдруг завизжали, Дживс? – с раздражением спросил он.
– Просто для придания правдоподобия, милорд. Мне подумалось, что именно так поведет себя нежно воспитанная леди, когда получит подобное сообщение.
– Зря вы это. У меня чуть было крыша не слетела.
– Прошу извинения, милорд. Но я именно так представляю себе эту сцену. Я так чувствую, чувствую вот здесь, – ответил Дживс, похлопывая себя по груди слева. – Подбросьте мне, пожалуйста, последнюю реплику еще раз, ваше сиятельство.
– У вас сзади по волосам ползет довольно крупный экземпляр.
– Будьте столь любезны, ваше сиятельство, смахните его на землю.
– Он куда-то затерялся. Ага, вот! Переполз на шею.
– И при этих словах, – провозгласил Дживс, вскакивая с дивана, который исполнял у него роль садовой скамейки, – вы сразу же приступаете к действиям, милорд. Ваше сиятельство не можете не признать, что все это проще простого.
– Кажется, да.
– Не сомневаюсь, что теперь, после этого прогона, дрессированные блохи, про которых вы раньше упомянули, умерили свои пляски.
– Да, сбавили темп. Но я все еще волнуюсь.
– Это неизбежно в канун премьеры, милорд. Я полагаю, что вашему сиятельству следует действовать безотлагательно. Что делаешь, делай скорее. Мы подготовили сцену на садовой скамье, и вам будет трудно приспособить наработанную игру к интерьеру, если миссис Спотсворт вдруг возьмет да и возвратится в дом.
Билл кивнул:
– Понимаю. Ну, привет, Дживс. Пока.
– Пока, ваше сиятельство.
– Если что-то выйдет не так…
– Ничего не может выйти не так, милорд.
– Но все-таки… Вы будете иногда писать мне в Дартмур, Дживс? Несколько строк о том о сем, с последними новостями с воли?
– Разумеется, милорд.
– Этим вы окажете мне поддержку, когда я буду день за днем дробить скалу. Говорят, в теперешних тюрьмах условия гораздо лучше, чем были в старину.
– Я тоже так слышал, милорд.
– Глядишь, я еще обрету в Дартмуре тепло и уют. Со всеми удобствами.
– Очень может быть, милорд.
– Но все-таки будем надеяться, что до этого не дойдет.
– Конечно, милорд.
– М-да… Ну ладно, еще раз пока, Дживс.
– Пока, милорд.
Расправив плечи, Билл отважно вышел вон. Он призвал на помощь фамильную гордость Рочестеров, и она укрепила в нем твердость духа. Вот с таким же спокойным бесстрашием его предок в семнадцатом веке взошел на эшафот на Тауэр-Хилл, любезно кивнул палачу и помахал родным и знакомым среди публики. Благородная кровь всегда сказывается в час испытания.
Несколько минут никого не было, потом вошла Джил.
Дживсу показалось, что в последние часы невеста молодого хозяина утратила немалую долю своей обычной живости, придававшей ей такую привлекательность. И он не ошибался. Недавний разговор с капитаном Биггаром привел ее в задумчивость, уголки губ у нее опустились, а во взгляде поселилась печаль. Вот и сейчас глаза ее были печальны.
– Вы не видели лорда Рочестера, Дживс? – спросила Джил.
– Его сиятельство только что вышел в сад, мисс.
– А где все остальные?
– Сэр Родерик и леди Моника все еще в библиотеке, мисс.
– А миссис Спотсворт?
– Она вышла в сад незадолго до его сиятельства.
– Да? – холодно произнесла Джил и ушла в библиотеку. Уголки ее губ опустились ниже прежнего, и печаль во взоре возросла процентов на двадцать. Можно было подумать, что она предполагает самое худшее, и так оно и было.
А еще через две минуты в гостиную с песней на устах ворвался капитан Биггар. Упражнения по системе йоги и соприкосновение с мировой душой, как видно, оказали на него самое благотворное воздействие. Глаза его блестели, и общий вид был оживленный. Когда приходит время действовать, Белые Охотники всегда оказываются на высоте.
Любил я белые ручки твои
На берегу Салимара…
Где же ты, где ты теперь?
– напевал капитан Биггар. – Я… Как там дальше?.. чары твои… ля-ля-ля… ля-ля, ля-ля! Где ты теперь? Где ты? Ибо Дэнни Дивера повесят на рассвете, – пропел он в заключение, сменив тему.
Тут он заметил Дживса и прервал свое не слишком художественное выступление.
– Привет, – сказал капитан Биггар. – Квай хай, приятель. Как дела?
– Состояние дел вполне удовлетворительное, сэр.
– А где Кривой Рочестер?
– Его сиятельство находится в саду, сэр.
– С миссис Спотсворт?
– Да, сэр. Чтоб испытать судьбу, все выиграть иль всего лишиться.
– Значит, вы придумали, как действовать?
– Да, сэр. Избрали игру с пауком.
– Как вы сказали? И груз? Какой груз?
Капитан Биггар внимательно выслушал объяснение Дживса, а выслушав, сделал ему самый щедрый комплимент:
– Вам бы надо жить на Востоке, дружище.
– Вы очень добры, сэр.
– То есть если, конечно, вы это сами придумали.
– Сам, сэр.
– Тогда такие люди, как вы, нам нужны в Куала-Лумпуре. Таких там как раз не хватает, которые умеют шевелить мозгами. Нельзя же, чтобы все мозги были у даяков. Они начинают слишком много о себе воображать.
– А что, даяки сообразительный народ, сэр?
– Еще какой сообразительный! Я сейчас расскажу вам один случай, который произошел у меня и Толстого Фробишера, когда…
