– Конечно.
Я понял, что лучше отступиться, и взялся за дело с другого конца.
– Я только что видел Таппи.
– Да?
– И Гасси Финк-Ноттла.
– Вот как?
– Оказывается, ты наплевала на Таппи и обручилась с Гасси.
– Совершенно верно.
– Именно в этом смысле я и сказал, что все это полный бред. Не можешь ты полюбить такого идиота, как Гасси.
– Почему же?
– Не можешь – и все тут.
Я хочу сказать, что, конечно же, не могла она полюбить Гасси. Никто не может полюбить этого малохоль-ного придурка, разве что такая же малохольная и придурочная девица вроде Мадлен Бассет. На черта он Анджеле? Нет, конечно, Гасси отличный малый во всех отношениях, обходительный, дружелюбный, и окажись у вас на руках больной тритон, никто лучше Гасси не посоветует, какие процедуры нужно ему делать до прихода доктора. Что же до свадебных колоколов и марша Мендельсона, тут Гасси не находка. Нисколько не сомневаюсь, можно часами метать камешки в самых густонаселенных местах Англии без малейшего риска попасть в девицу, которая бы согласилась стать миссис Огастус Финк-Ноттл, разве что под наркозом.
Я изложил Анджеле эти свои соображения, и она вынуждена была признать их справедливость.
– Пусть так. Может, и правда не люблю.
– Тогда зачем вы с ним обручились, дитя ты неразумное?
– Да так, шутки ради.
– Шутки ради?!
– Именно. Меня это ужасно позабавило. Посмотрел бы ты, какое у Таппи было лицо, когда я ему все выложила.
Внезапно меня осенило.
– А! Так ты стала в позу?
– Что?
– Обручилась с Гасси, чтобы насолить Таппи?
– Да.
– Вот я и говорю, ты стала в позу.
– Да. Наверное, можно выразиться и так.
– Знаешь, как еще это называется? Низкий обман. Барышня, вы меня удивляете.
– Почему? Не понимаю.
Я скривил губы:
– Не понимаешь, потому что ты женщина. Все вы таковы. Режете по живому, и совесть вас не мучит. И еще гордитесь собой. Вспомни Хеверову жену Иаиль
[32]
.
– Где это ты слышал про Иаиль?
– Разве тебе не ведомо, что в школе я получил приз за отличное знание Библии?
– Ах да. Действительно, Огастус об этом упоминал в своем выступлении.
– Ну да, – торопливо сказал я. У меня не было ни малейшего желания вспоминать речь Гасси. – Вот я и говорю, посмотри на Иаиль, Хеверову жену. Вонзила острый кол в голову спящего гостя и пошла бахвалиться везде своим подвигом, тоже мне скаут. Недаром говорят: «О женщины, женщины!»
– Кто говорит?
– Мужчины, кто же еще! Да, жалкие вы создания. Однако ты не собираешься упорствовать, правда?
– Упорствовать в чем?
– В этой бредовой затее с вашим обручением.
– Очень даже собираюсь.
– Просто чтобы выставить Таппи в глупом свете.
– Думаешь, он выглядит глупо?
– Да.
– Так ему и надо.
Я понял, что топчусь на месте. Помнится, приз за знание Библии я получил, когда отвечал на вопросы о Валаамовой ослице. Что это были за вопросы, не могу точно сказать, однако вроде бы речь шла о животном, которое упиралось всеми ногами, прядало ушами и отказывалось внять уговорам. По-моему, сейчас Анджела вела себя точь-в-точь как Валаамова ослица. По-моему, они с Анджелой просто сестры-близнецы. Упрямы до глупости. В общем, Анджела показала себя во всем блеске.
– Вздорная девчонка, вот ты кто, – сказал я.
Она слегка покраснела.
– Никакая я не вздорная девчонка.
– Нет, ты вздорная девчонка. Сама знаешь.
– Ничего подобного.
– Ломаешь жизнь Таппи, ломаешь жизнь Гасси, только чтобы потешить свое самолюбие.
– А это не твое дело.
Я с жаром ее осадил:
– Как это не мое дело? На моих глазах разбиваются жизни моих школьных друзей! Ха! К тому же ты по уши влюблена в Таппи, и тебе самой это отлично известно.
– Ничего подобного!
– Да? Если бы каждый раз, как я ловлю полные любви взгляды, которые ты на него бросаешь, я получал по соверену…
Она смерила меня взглядом, в котором светилась отнюдь не любовь.
– Слушай, Берти, катись ты ко всем чертям!
Я выпрямился во весь рост.
– Именно это и собираюсь сделать, – с достоинством сказал я. – Во всяком случае, я ухожу. Я все сказал.
– И слава богу.
– Однако позволь заметить…
– Не позволю.
– Очень хорошо, – холодно сказал я. – В таком случае пока-пока.
Я надеялся, что уязвил Анджелу.
Подавленный и обескураженный – этими словами можно было бы описать мое состояние, когда я покидал беседку. Не стану отрицать, от разговора с Анджелой я ожидал куда более утешительных результатов.
Признаться, она меня удивила. Мы почему-то всегда забываем, что любая девица становится настоящей мегерой, если сердечные дела у нее не ладятся. Мы с кузиной Анджелой, можно сказать, неразлучны с тех пор, когда я еще носил матросский костюмчик, а она была малявкой, у которой менялись молочные зубы, однако только теперь я начал прозревать тайные глубины ее души. Милая добрая резвушка, она всегда меня поражала своим простодушием. И вот теперь она, Анджела, безжалостно смеется – у меня в ушах стоит холодный издевательский смех, который никак не вяжется со свойственной ей деликатной и изысканной манерой общения. Казалось, я вижу, как она потирает руки в предвкушении, что сведет в могилу поседевшего от горя Таппи.
Всегда говорил и снова готов повторить: девицы странные создания. Ох, прав был старик Киплинг, когда шутил, что слабый пол куда более непреклонен, чем сильный.
В сложившихся обстоятельствах, как мне показалось, единственное, что я мог сделать, это направиться в столовую и ударить по холодной закуске, о которой говорил Дживс. Я чувствовал настоятельную необходимость подкрепиться, ибо разговор с Анджелой вконец меня измотал. Эти беседы на обнаженном нерве выкачивают из человека всю его энергию и рождают сильное желание наброситься на бифштексы и ветчину.
Вот я и потащился в столовую и, едва переступив порог, заметил тетушку Далию, которая стояла у буфета и уплетала лососину под майонезом.
В смущении я пробормотал: «Ой, ай, ах!» Когда мы с дражайшей родственницей последний раз имели удовольствие говорить tкte-а-tкte, она, должен вам напомнить, изъявляла желание утопить меня в пруду за огородами, и я не знал, чем для меня обернется эта встреча.
